Сильвия Бенитес де Бьянкони. Аргентинский психоаналитикВсе представляется нам с трех точек зрения, относящихся к единому, существующему непостижимо для нашего привычного сознания. Именно через характеристики сознания мы «вступаем в контакт» с существующим, через аспекты, которые являются частичными. Таким образом, иногда наш взгляд может фокусироваться на материале, на теле, а иногда он может делать это, фокусируясь на душе, на эмоциях, населяющих нас, или на том, что мы все разделяем: на духе. В той мере, в какой мы сможем чередовать каждый из этих подходов, мы приблизимся к более широкому и глубокому пониманию того типа драмы, который скрыт в органическом состоянии. В случае с этой книгой — к специфической драме заболеваний суставов.
Часть того, что происходит бессознательно, происходит так потому, что оно работает хорошо, оно не требует осознания или обдумывания, нам не нужно его пересматривать, потому что нечего «решать», это автоматизм, составляющий часть нашего наследственного организма. Так происходит, например, с работой нашей селезенки или поджелудочной железы, когда нет никаких нарушений. Этот тип бессознательного знания в какой-то момент филогении и онтогенеза был сознательным. На каком-то этапе эволюционной истории возникла необходимость материализовать идею «почки» или идеи «колена». Но сейчас, в нашей нынешней жизни нам нужно доводить до сознания идеи или ощущения, относящиеся к нашим органам, только тогда, когда трудность заставляет нас помнить о существовании органа, который «плохо функционирует» и/или болит, что сигнализирует о том, что что-то должно быть исправлено.
Фрейд утверждал, что идея, какой бы невыносимой она ни казалась, может находиться в нашем сознании до тех пор, пока нам удается снизить ее эмоциональную значимость, то есть удается «не волноваться», как говорят в народе. Когда мы подавляем знание о болезненном аффекте, наше сознание «освобождается» от необходимости иметь дело с конфликтом. Но это только один аспект. Необходимо понять и другие. Один из них заключается в том, что вытеснение часто терпит неудачу, оно не так успешно, как должно было быть, тогда то, что вы хотели подавить, приближается к сознанию и возвращается в деформированном виде. В такой ситуации цензурированное желание реализуется в измененном виде, выражаясь в расстройстве, которое может представиться нашему сознанию как вредные для нас изменения настроения или восприниматься как органическое изменение. Фрейд утверждал, что если нам удастся «поднять» подавленные содержания, сделать сознательным то, что мы порицаем, мы сможем найти способ лучше решить эту проблему.
Что болит, когда болит сустав?Эта концепция означает, что не следует пренебрегать важностью желания и причинами, которые заставляют нас не хотеть его осознавать. Верно также и то, что никто не живет без какого-либо подавления и что, если подавление окажется успешным, мы не почувствуем никаких симптомов. При этом стоит иметь в виду, что чем больше мы подавляем, тем больше мы сужаем свои возможности для развития. Любой, кто привык растворять вытеснения и разрабатывать свои противоречивые чувства, знает, что конфликт обычно «опирается» на древние ситуации, на соображения, которые теперь стали анахронизмом. И он также знает, какое облегчение и обогащение жизненной силы дает «бессознательное сделанное сознательным».
Вопросы, которые трудно решить науке: Какова связь между душой и телом? Влияют ли они друг на друга? Есть ли мост между психическим и органическим? И если да, то это психический или физический мост? Когда оно перестает быть психическим и становится соматическим или наоборот? И то или другое, когда и как оно трансформируется? Как состояние ума связано, например, с развитием рака?
Из работ Фрейда ясно, что психическое и органическое — это две концепции, разработанные сознанием для обозначения одного и того же объекта, рассматриваемого с разных точек зрения. Не существует «двух вещей» — тела и души по отдельности. В древности люди думали, что молния и гром - два разных явления и одно причина другого. Сегодня мы знаем, что это разные проявления одного и того же события, последовательно предстающие перед нашим сознанием, поскольку мы регистрируем световые и звуковые сигналы в разное время. Подобным же образом мы можем понять, что не тело производит душу, или душа — тело, но что тело и душа — это два разных регистра только в нашем сознании. Обычно Луис Кьоцца иллюстрирует сказанное следующим вопросом: когда мы целуемся, мы делаем это телом или душой?
Климт. ПоцелуйПочему вместо того, чтобы испытывать неприятную для нас эмоцию, мы «занимаем себя» болезнью? Почему определенная эмоция нам так невыносима? Какое это имеет отношение к нашей истории и, следовательно, к нашему характеру? Как учил Вайцзекер, речь идет о том, чтобы спросить себя: почему именно здесь, в этом теле? Почему сейчас? Почему именно так? Если принять во внимание тот дух, который лежит в основе этих вопросов, болезнь может стать второй возможностью узнать о том, что, чтобы избежать психической боли, мы предпочитаем ее подавлять, вступая таким образом на путь беспокойства. Не задавая себе вопросов, прибегая лишь к идее, что «причина» это вирус, бактерия, характер других. Так мы, возможно, сумеем изменить отношение, поверхностное поведение, но не свой характер, тот, который мы выковывали годами.
Заболевание никогда не является чисто индивидуальным процессом, и не только потому, что наша болезнь поражает окружающих, состояние человека также тесно связано с духовным, понимая дух как совокупность «душ», составляющих общество, народ, эпоху.
Исследование «Специфическое бессознательное значение СПИДа», проведенное Фондом Луиса Кьоцца, очень убедительно показывает нам, как это заболевание коррелирует с духом исторического периода, в котором мы живем. Кьоцца посвятил себя анализу ситуаций, созданных больным консенсусом, которые мы можем назвать расстройствами духа, расстройствами, которые в своей книге «Интимность, секс и деньги» (2013) он назвал «спиритупатиями».
Фрейд также разработал концепцию эрогенной зоны, согласно которой, если говорить несколько поспешно, каждая телесная зона предполагает наличие определенного психического чувства, выражающегося в определенной функции, которую мы переживаем как фантазию, желание или определенное удовольствие. Это чувство соответствует функции органа. Мы без особого труда принимаем эту идею, когда думаем, например, про рот и желании поцеловать или поесть, или о гениталиях и желании совокупления. Мы более сопротивляемся пониманию этого, когда речь идет о тех областях или органах, которые функционируют с большей автономией по отношению к сознанию, как правило, дальше от поверхности тела. Однако уже в 1905 году Фрейд указывал, что его постулат справедлив для всех органов, включая внутренние.
Понимая, что и функция, и форма каждого органа представляют собой фантазию, оживляющую его и отличающую его от других органов, Кьоцца говорит о существовании специфических фантазий, типичных для строения, развития, функции или расстройства каждого из них. Таким образом, каждый орган, каждая функция, а также каждое заболевание представляют собой идею, цель, желание, особую либидозную модальность внутри целого, которое мы называем организмом. Каждая из физиологических функций и каждое нарушение имеют особое бессознательное значение.
Идея и материя — это представления в нашем сознании одного и того же существования. Когда у нас возникают трудности, мы можем чувствовать, что не можем реализовать проект или что не можем придумать никаких идей. Фрейд определял вину как напряжение, существующее между эго и идеалом, то, чего эго не хватает для достижения идеала. Подход Кьоцца позволяет нам глубже проникнуть в эту тему, понимая связь между идеалом и способностью выразить себя материально. Это также позволяет нам понять важность скорби о том, чего мы не можем достичь. Только тогда мы сосредоточимся на том, что можем. В результате мы сможем повысить свою самооценку и это уравновесит вину за те случаи, когда мы не смогли добиться того, чего хотели. Эти идеи Кьоцца становились «плотью» в различных формах. Одна из них это то, что называется «первой ошибкой» или «фундаментальной ошибкой», которая связана с чувством увечья себя и может быть представлена переживаниями, связанными с родами и связью с матерью во время грудного вскармливания. Главное состоит в том, что, с чего бы мы ни начали, болезнь, проявляется ли она эмоционально или органически, всегда говорит нам о чувстве отсутствия того идеала, который формировался с самого начала нашей жизни.
Оральная стадия психического развитияНеобходимо добавить, что на разных этапах жизни разные Органы становятся «центральными» по своей функции, они находятся в «первенстве», они устанавливают на этом этапе ориентир в нашем образе мышления, желаний и чувствования мира. Ребенок питается через рот, но также взаимодействует со своей матерью и всеми предметами, находящимися в пределах его досягаемости. Все у него на этом этапе преимущественно «организовано» ощущениями, импульсами и деятельностью орального характера. Тогда мы говорим, что он «функционирует» главным образом в «оральном режиме», то есть на оральной стадии или в оральном «примате».
Фрейд называл «ключом иннервации» набор модификаций, которые мы испытываем при определенной эмоции; набор, специфичный для каждой эмоции. Когда мы чувствуем страх, у нас возникает тахикардия, холодный пот, «мурашки», мы бледнеем, дрожим и, возможно, даже теряем контроль над сфинктером. Эти проявления наряду с другими являются частью «кода», то есть иннервационного ключа страха. Своеобразие набора проявлений, свойственного каждому аффекту, позволяет нам знать, что мы чувствуем именно страх, зависть или гнев; это, а не нечто иное. В том способе заболевания, который мы называем патосоматическим, мы приступаем к вытеснению аффекта путем изменения проявления его иннервационного ключа.
Когда мы заболеваем соматическом или органическом образом, распределение нагрузки между различными элементами, составляющими ключ иннервации, изменяется и тогда возникает деформированная аффективная разрядка, не распознаваемая сознанием как аффект. То «новое», которое возникает, классифицируется сознанием как состояние, то есть как болезнь, а не как аффект. Это связано с тем, что некоторые элементы иннервационного ключа получают более интенсивную нагрузку, например тахикардия при страхе или волнении, а другие, входящие в этот же ключ, остаются частично или полностью незамеченными нашим сознанием и во многих случаях даже для наблюдателя. Вытесненный из сознания «первоначальный» аффект «вновь появляется», представленный в изменении функции органа, который отвечает за его символизацию преобладающим образом.
В ходе этой работы мы много раз будем говорить, что костная ткань предположительно представляет характер. Дело не в том, что характер «находится» в костях и только в костях — самость человека также является характером, — а в том, что костная функция — это та, которая лучше всего подходит для символизации того, что с точки зрения психического взгляда мы называем характером.
Соединительная ткань и убеждения
Гибкость суставов и убеждений«Убеждения — это все те вещи, на которые мы абсолютно рассчитываем, даже если не думаем о них. Просто будучи уверенными в том, что они существуют и что они являются тем, во что мы верим, мы не ставим их под сомнение, а автоматически ведем себя, принимая их во внимание. Когда мы идем по улице, мы не пытаемся пройти сквозь здания: мы автоматически избегаем столкновения с ними, без необходимости возникновения в нашем уме четко выраженной идеи: «стены непроницаемы». Во все времена наша жизнь основывалась на огромном репертуаре убеждений. (…) Убеждения — это старые идеи, некоторые из которых столь же стары, как и сам человеческий вид. Но это идеи, которые утратили характер простых идей и консолидировались в убеждения. (…) Человек всегда верит в то или иное, и исходя из этих убеждений – которые для него являются самой реальность». (Ортега-и-Гассет)
Основываясь на этих идеях, Кьоцца и его коллеги говорят нам, что можно утверждать, что каждая идентичность «воплощает» и неявно несет в себе последовательную систему или набор убеждений. Поскольку соединительная ткань объединяет различные части тела и придает им целостную форму, они считают, что эта ткань наиболее подходит для представления этого связного набора убеждений. Таким образом, то, что мы воспринимаем как соединительную ткань, придающую форму телу, с исторической точки зрения можно рассматривать как набор убеждений, которые дают путь душе. Они усматривают тут бессознательную фантазию «конформации» (или конфигурации) [взаимного оформления].
Развивая эту мысль, авторы вводят взаимосвязь соединительной ткани с ощущением соответствия. Они утверждают, что «быть самим собой» или «быть тем, кем должен» является продуктом адекватного соответствия. Конформность означает не только «союз, согласие и хорошее соответствие между двумя или более людьми», но также «симметрию и должную пропорцию между частями, составляющими целое» (Словарь Королевской испанской академии). Надлежащее соответствие — это продукт хорошего соответствия. Последнее возникает как следствие баланса между уступкой и сопротивлением давлению перемен, чтобы достичь точки, где мы приспосабливаемся к обстоятельствам во взаимном влиянии, которое имплицитно влечет за собой то, что, с другой точки зрения, мы называем переоценкой или смирением с жизнью. Таким образом достигается «должная пропорция между частями, составляющими целое, частью которого мы являемся». Тогда мы можем сказать, что мы «в форме» или что «мы удовлетворены». Однако, поясняют они, одно дело — конформность, а другое — конформизм. Здоровое поведение предполагает попытку изменить мир не меньше, чем и самого себя. Правильное соответствие предполагает не только изменение самого себя, но и сопротивление изменениям; Это значит жить, не подчиняясь полностью проектам, а также не сохраняя их любой ценой в абсурдной и безуспешной неизменности. «Быть собой» или «быть тем, что ты должен» — это продукт упругого принятия и уклонения, в котором мы формируем себя обстоятельствами и в то же время формируем их самими собой».
Переосмысление нашей жизни — это признание того, что «идеал», вещи и отношения, какими мы о них мечтаем, будут невозможны и что удовлетворение можно достичь только через скорбь и принятие реальности, того, чего мы можем достичь. Разногласия не всегда имеют негативные последствия. Это может подтолкнуть нас к изменению обстоятельств. Однако, если мы не можем терпеть разногласия, которые нас затрагивают, мы подавляем это чувство. Когда модальность репрессии заключается в выполнении патосоматической деформации, мы обнаруживаем патологические изменения соединительной ткани. В эту категорию патологии попадают заболевания, поражающие суставные капсулы, синовиальную оболочку, связки и хрящи. Теперь нам нужно углубиться в понимание важной части любого типа сустава: костной ткани.
Костная ткань и характер
Анализируя функцию кальция, Артур Гайтон и Джон Холл в своем «Трактате по медицинской физиологии» (2006) говорят, что если концентрация кальция во внеклеточной жидкости ниже нормы, нервная система становится более возбудимой. Если же уровень кальция повышается выше нормы, нервная система угнетается и рефлекторная деятельность ЦНС снижается. При этом мышцы становятся вялыми и слабыми, возможно, из-за действия кальция на мембраны мышечных клеток. Интересно, как отмечают Кьоцца и соавторы (1991), что высвобождение в кровоток кальция, присутствующего в костях, действует как то, что психоанализ называет «антистимульной защитой». Эта защита, как мы увидим позже, связана с характером, она действует как «барьер», когда раздражители становятся чрезмерными.
Аргентинский психоанализ. Костная ткань и характерАвторы предполагают, что если поддержка и защита, которую костная ткань обеспечивает организму, зависит от ее твердости, то, рассматривая психическую точку зрения, мы можем спросить себя, от чего зависит возможность поддержки и защиты самости? ... В заключение они говорят, что способность поддерживать и защищать зависит от твердости, что равносильно утверждению, что она зависит от способности сопротивляться и оставаться твердым, оставаться на месте.
... родители и общество, суперэго и характер человека устанавливают нормы поведения, которым нужно следовать, которые поддерживают и защищают. Они считают, что с точки зрения смыслов поддержка и защита зависят от сопротивления изменениям, которым противостоит адекватная система регулирования. Однако они утверждают, что сам факт сопротивления изменениям приводит к ригидности и хрупкости, и тогда не будет долговечности. Нормативная система является адекватной, когда она не только противостоит изменениям, но и допускает реформу, реконструкцию, позволяющую установить моральную «структуру».
Забота, которая изначально осуществлялась родителями извне, однажды инкорпорированная, проявляется как безопасность. ... термин безопасность в силу своего первоначального значения (secura) относится к «внутреннему» присутствию нормативной системы, этики, которая поддерживает и защищает: «Чувство безопасности переживается тогда, когда возникает группа норм, которая представляет собой «предел», обеспечивающий «поддержку» определенных действий и защиту от вредных действий».
.. «физическое существование скелетного аппарата, который поддерживает и защищает, а также историческое существование социальных норм, суперэго или характерологических норм, которые поддерживают и защищают, позволяют нам думать об «одной и той же» бессознательной фантазии о поддержке и защите, связанной с твердостью, которая может являться сознанию с исторической точки зрения как адекватная нормативная система, а с физической точки зрения как нормальный костный аппарат.
Нормы, которые могли быть изначально установлены родителями, обществом или суперэго (моральным сознанием), когда они интернализуются, ощущаются как собственные, они обычно эго-синтоничны, то есть не создают конфликтов с эго.
...
они завершают свое исследование словами: «Если принять во внимание, что: 1) костная ткань характеризуется твердостью, а твердость, по-видимому, представляет собой постоянный порядок, стабильную регуляторную систему, и 2) костная ткань постоянно меняет свою форму в соответствии с давление и напряжения, которым она должна противостоять, то есть силы, действующие на кость, лепят в ней превратности «истории», тогда мы можем думать, что костная ткань адекватно подходит для символического представления характера».
Теперь мы можем сказать, что связь между характером, костной тканью и нравственностью дает нам основание думать, что каждая кость представляет собой существование определенной нормы и что эта норма действует в сочетании с другими, образуя, таким образом, то, что мы называем скелетом с физической точки зрения и с психологической точки зрения - характера.
Таким образом, чем больше мы знаем о форме, функции, онто- и филогенетической эволюции кости, тем больше мы можем понять конкретное значение костной патологии. Каждая кость будет отражать существование, функцию и эволюцию определенной нормы.
Что касается соединительной ткани, которая в суставах встречается в связках, капсулах и синовиальных тканях, мы помним, что, говоря о ее историческом значении, мы связываем ее с верованиями. Мы сказали, что характер формируется в зависимости от того, что человек считает «правильным» или «неправильным». Эти убеждения придают форму телу и форме душе, которые порождают то, что мы называем идентичностью. Идентичность, которая, в свою очередь, есть не что иное, как «воплощение» связного набора убеждений... Учитывая эмбриологию и филогению, можно предположить, что фантазия, воплощенная в соединительной ткани, может эволюционно предшествовать той, которая представлена в твердых скелетных тканях (кости и хряще).
Тестю и Латарже (1960) писали, что «вся соединительная ткань вследствие механических воздействий (…) и в зависимости от их важности может превращаться в хрящ и кость». Вспомним, что говорилось о верованиях наряду с представлением о том, что костная ткань представляет собой «затвердевшую» специализацию соединительной ткани. Тогда мы можем сделать вывод, что нормы, выраженные в скелетной системе (хрящах и костях), могут выражать убеждения, которые необходимо было особенно «укрепить», чтобы обеспечить функцию поддержки и защиты, становясь более определенными принципами действия.