Страх рака. Смысл канцерофобии
Гюнтер Аммон. Психосоматическая терапия
(Г.Аммон - немецкий психолог, психоаналитик, ведущий психологических групп для психосоматических больных)
Пациентка Мери 47 лет госпитализирована в связи с вызывавшей опасения потерей веса и выраженной мышечной атрофией всех конечностей вследствие возраставшего употребления алкоголя и потери аппетита. В течение нескольких недель до поступления она страдала бессонницей, сопровождавшейся мыслями о заболевании раком. За 4 года до этого у нее была обнаружена желчнокаменная болезнь, но связанные с этим симптомы не побудили пациентку к лечению. За полгода до поступления она развелась после 26-летнего брака с успешным бизнесменом. 2 года назад она узнала, что муж сожительствует со своей любовницей в их второй квартире в другом штате. Развод произошел без серьезных ссор. Супруг жил в непосредственной близости от пациентки. Большинство его костюмов на момент госпитализации еще находилось в ее шкафу Она жила одна с пуделем и чувствовала себя покинутой и обманутой мужем, поддерживавшим ее существование не очень высоким ежемесячным пособием, установленным судом.
Пациентка была младшей из двух дочерей в семье пивовара, жила в городе на атлантическом побережье. «Пиво - моя большая страсть, - говорила она, - просто не могу от него оторваться, особенно от солодового». Отца она описывала как центральное, уважаемое лицо в семье. Он был симпатичным, добросердечным, с чувством юмора. Из-за хорошего обращения со своими пуэрториканскими рабочими у него были трудности с «белыми» профсоюзами. Он умер от рака предстательной железы, когда пациентке было 33 года. Она очень страдала от этой потери. Мать пациентки, как и отец, происходила из богатого дома. Своей младшей дочери она дала имя своей обожаемой знакомой из бостонской «аристократии». Сама она получила воспитание в привилегированном колледже и была очень «утонченной и строгой».
Обе дочери жестко контролировались матерью. Пациентка к моменту госпитализации все еще находилась в боязливой зависимости от своей 81-летней матери. Последняя отрицательно относилась к замужествам своих дочерей и добилась развода старшей через короткое время после ее вступления в брак. Обе дочери получили хорошее среднее образование, но дальше не учились и не приобрели какой-либо профессии. Пациентка несколько лет проработала манекенщицей. В 21 год она вышла замуж за процветающего коммерсанта, который был «очень похож на отца» и выполнял все высказывавшиеся ею желания. «Я получала от него все, что хотела». Не было, однако, ни тесного контакта, ни открытых конфликтов. Муж по большей части находился в разъездах, содержал вторую квартиру и любовницу. Отношения между супругами были стерильными, ненапряженными и скучными. После развода, который произошел без открытых ссор, по желанию пациентки, она жила одна. Ее жизнь, как и до того, протекала монотонно.
Ее заполняли прогулка с пуделем, завтрак, уборка двухкомнатной квартиры (каждый день!), приготовление пищи, обед (в одиночестве), снова прогулка с собакой, вечерняя встреча с также разведенной подругой, ужин перед телевизором (в одиночестве), сон. Пустоту этого всегда одинакового распорядка дня пациентка приглушала коньяком, потреблявшимся ею в огромных количествах маленькими отдельными дозами.
С парализующим страхом замечала она прогрессирующий упадок сил. Пассивным выжиданием она как можно дольше оттягивала поступление в больницу, опасаясь обнаружения онкологического заболевания. На приеме она выглядела депрессивной, апатичной, бессильно плачущей. Она говорила: «Я должна каждый день благодарить бога за прекрасную жизнь, которой жила и живу», что было защитой, потому что вскоре на вопрос о причинах такого настроения могла сказать: «Это от жизни». В заключение она говорила: «Я никогда не была самостоятельной, независимой от матери, и в муже искала своего отца».
Этот короткий пример непрожитой жизни (социально незаметный алкоголизм компенсирует хроническую потерю идентичности, все подавляющий страх рака становится центральным вопросом пациентки) является типичным для многих пациентов, которых мы можем встретить в любой клинике внутренних болезней. Пугает пустая рутина этой жизни, предстающей после слома фасада супружества как анонимный органический болезненный процесс. Ранний физический упадок и канцерофобия образуют единственный язык, на котором пациентка может воспринять и выразить как проблему свою «непрожитую жизнь», причем в особенности отчетливым становится панически тревожное и в то же время завороженное ожидание необратимой смертельной болезни.
Видно, что простое устранение симптомов здесь ничего не может дать и не может из непрожитой жизни сделать прожитую. Пациентка скорее как раз жаждет онкологического заболевания, которое в качестве все подавляющего симптома может окончательно заставить замолчать оставшийся без ответа вопрос об идентичности.