Аргентинский психоанализ о причине болезней
Луис Кьоцца, главы из книги "Болезнь"
(Луис Кьоцца практикующий психотерапевт, последователь З.Фрейда, оригинально развил идеи психоанализа применительно к соматическим заболеваниям)
Отношение между телом и душой
Человеческая мысль сталкивалась с древнейших времен с интригующим вопросом о душе и ее взаимоотношениях с телом.
Упрощая, можно сказать, пройдены две стадии: стадия магической мысли и логическое мышление.
Первобытный человек жил в мире, в котором все существа, даже если они не были живыми существами, были одушевлены намерениями: деревья имели душу, душа была у камней, у молнии и у грома.
Затем, по мере развития человека, он начинает видеть душу как эфирную субстанцию, которая входит в тело, как дыхание.
Жизненно важно, когда человек рождается и когда уходит с последним вздохом, когда истекает, то есть когда он умирает.
Цивилизованный человек не думает, что молния, гром или овощи наделены каким-либо типом мышления, чувства или воли.
Хотя слово "анимистический" первоначально обозначало одушевленное существо, т. е. существо, обладающее душой, сегодня обычно считают, что психической жизнью обладают только животные, которых принято называть высшими. И что низшие животные, подобно овощам, прозябают без какого бы то ни было сознания.
Для нормального научного мышления человек существует как физическое, материальное тело, занимающее место в пространстве, но «где-то» в организме (под которым обычно подразумевают голову) существует психическое пространство или внутренний мир, в котором сознание и пребывает.
Каждое событие считается результатом какой-то причины, которая производит свои следствия механически. Так, когда в теле развивается мозг, разум проявляется как продукт его деятельности, хотя и не известен механизм, посредством которого это происходит.
Тело порождает инстинкты, которые порождают желания или тенденции ума. Eсть представление нашего тела в уме, внутренний образ нашего физического тела. Есть влияние тела на разум через вещества, такие как адреналин или алкоголь, которые изменяют функционирование мозга. Есть изменения в мозге, вызванные разумом, и влияние нервной системы на все остальные органы, что позволяет говорить о влиянии разума на все тело.
Попытки добиться прогресса в этом вопросе всегда наталкиваются на факт, который неоднократно подчеркивался. В то время как душа или ее эквивалент, психическая жизнь (то есть душа, облаченная в концептуальную одежду науки), всегда понимается из знания, которое каждый человек может приобрести только путем самоанализа, созерцающего свое собственное сознание, и в то же время получается, что научное знание пытается быть объективным, но при этом основывается на восприятии того, что принято называть «внешним». [т.е. "внешние", "объективные" предметы науки на деле оказываются психическими представлениями, а значит полностью погружены в субъективный "внутренний" мир.]
Бессознательная психическая жизнь
В 1895 году Брейер и Фрейд открыли, что расстройство, проявившееся в организме, — истерию, лучше понимать как результат психической травмы, чем как физическое заболевание нервной системы. Симптомы истерии исчезали тогда, когда больные, преодолевая сопротивление, вспоминали о травме и оживляли забытые болезненные чувства. Психическая травма, которая была вытеснена и которую поэтому пациент не мог сознательно вспомнить, могла вызвать физические изменения в организме, которые наблюдались при истерии.
Это поднимает два важных вопроса. Первый состоит в существовании бессознательной психической жизни, а второй придает большую интригу проблеме взаимоотношений души и тела.
Бесчисленные клинические опыты и новые разработки в области нейробиологии утвердили гипотезу о существовании бессознательной психики, и с этого момента само понятие психического изменилось, поскольку сущностным качеством, определяющим его, теперь стало не сознание, а значимость, смысл - качество, которое большую часть времени остается бессознательным. Согласно определению Фрейда (в «Психопатология обыденной жизни»), событие имеет значение, когда оно может быть расположено в последовательности событий, подчиняющихся определенной цели. К тому, что определяется как смысл события, следует добавить, что такие цели, сопровождаемые тем, что называется намерением, также «ощущаются» как нечто, что нравится или не нравится.
Что касается взаимоотношений между телом и душой, Фрейд в последние годы своей жизни (в «Очерках психоанализа») представил нам идею о том, что то, что мы обычно воспринимаем в живом существе как чисто физический процесс, в то же самое время оказывается подлинно психическим процессом, смысл которого остается бессознательным. Живое тело, которое мы воспринимаем как материю через наши органы чувств, занимая место в пространстве классической физики, имеет значение в двойной коннотации - цели и аффекта, которые развиваются во временной последовательности, определяющей историческую драму. Тогда речь идет не о двух онтологических реальностях - теле и психике, которые существуют сами по себе, за пределами сознания, которое их исследует, как постулировал Декарт, но о двух разных способах, с помощью которых мы регистрируем реальность живого организма.
Мы знаем, что смыслы, наполняющие мир вычислений, заключаются не только в программах, которые компьютер способен интерпретировать, но и в том, как были созданы его схемы. Говоря современным языком: программное обеспечение есть и в аппаратном обеспечении, то есть в физической конструкции машины тоже есть программа. То, что очевидно в компьютере, на самом деле справедливо для любого типа машины. Машина, такая как мельница или часы, состоит из физических частей, которые механически связаны друг с другом таким образом, что каждое ее движение можно рассматривать как следствие причины, но это не умаляет того, что представляет собой машина - ее «причина существования» - ее цель, заложенная в ее действии. Эта ее цель присуща не ее физической конституции, а идее, определяющей отношения между частями машины. Часы останутся часами независимо от того, сделаны ли они из металла, дерева, воды или песка. То же самое верно и для стиральной машины, и для почки млекопитающих, хотя, конечно, создание искусственной почки — дело непростое. Тем самым мы говорим, что анатомическое строение человека имеет то же значение, что и конструкция цепей машины, служащей определенной цели. Когда мы изучаем устройство ткани, составляющей почку, мы понимаем, что организация ее структуры объясняется выполняемой ею функцией. Но функция почки состоит в служении цели, она выполняет цель, а цель — это то, что не вписывается в физическую модель мира.
Мы привыкли к мысли, что биологические организмы — это физико-химические образования, которые по мере усложнения их нервной системы начинают психически функционировать. Но если мы признаем, что психическая жизнь, в основном бессознательная, определяется смыслом, а не сознанием, то мы тем самым признаем, что каждая биологическая структура, служащая определенной цели, является психической, оставаясь при этом физической. С этой точки зрения не существует живого тела, лишенного души, потому что функция (которая объясняет и форму тела, и целостность его органического строения) превращает его в одушевленное тело, которое мы считаем живым. Как выразился английский поэт Уильям Блейк (в «Притчах ада», «Свадьбе рая и ада»), мы называем телом ту часть души, которая воспринимается пятью чувствами, а душой мы называем (нужно добавить - смысл), что в своем двойном значении чувствительности и намерения характеризует и «оживляет» тело живых существ. Мы скажем тогда, что тело — это часть души, которую можно увидеть и осязать, и что душа, как в здоровье, так и в болезни, — это часть жизненных функций тела, которая эмпатически понимается как чувствительность. и как намерение.
Аффекты и привязанности. Способ существования "патетического" - того, чего нет
Вайцзеккер утверждает, как это сделали Ортега-и-Гассет, Хайдеггер и Сартр, что человек определяется не только тем, чем он является, но, прежде всего, тем, чем он не является и чем пытается быть. В категории бытия, которую Вайцзеккер (как и Хайдеггер) назовет «онтической», человек «есть» материальная реальность, состоящая из молекул и атомов, физическое тело, занимающее определенное место и тем самым порождающее понятие пространства. То, чего человеку не хватает и к чему он движется, порождает противоположную пространству категорию, которую он назовет «патетической» (страстно желаемой).
Это физическое небытие, которое находится внутри того, что он считает анти-логикой жизни, является одновременно «страстью» и «страданием». Этот патетический способ существования (то есть не материальный, а идеальный, в котором есть то, чего нет, то, что уже было или, возможно, будет) порождает изначальное представление о времени и историческое переплетение ностальгии и тоски, которое мы называем душой. Там, в воображаемом пространстве души, в сфере «психического», конституируются значения, которые мы приписываем «внешним вещам».
Смысл – это качество, которое Фрейд использует для определения психического. Он также утверждает, что значение любого изолированного элемента, населяющего территорию души, его смысл, конституируется постольку, поскольку мы можем поместить его в психический ряд, направленный к цели и мотивированный желанием. Желание ощущается как желание тогда, когда оно рождается из воспоминаний, которые выявляют привязанность.
Смысл ощущается, таким образом, как продукт памяти, порождающей идею прошлого, или притягательного желания, порождающего идею будущего. Оба являются ре-актуализацией ощущений (субъективного) и репрезентацией восприятий (объективного). Их патический способ бытия — это анти-логическое «небытие вообще», «не исполненное намерение быть», что отличает их от онтического, типичного способа настоящего и действительного бытия. Субъективное значение текущего аффекта, который «подчиняет» Эго и в то же время провоцирует его, и объективный стимул настоящего (физического) объекта, который Эго «объектирует» (изгоняет из себя вовне), являются, с иначе говоря, онтическим модусом бытия, настоящим и текущим, - бытия, хорошего или плохого, которое «реализует себя».
«Смешанный» характер формирования привязанности и эмоциональная «разрядка»
Это проясняет фрейдистское понимание того, что состояния психики всегда являются «смесями» и что восприятия, ощущения, репрезентации и повторные актуализации (воспоминания) являются «основными цветами», которые, смешанные в разных пропорциях, составляют существующие психические образования. Аффект — это, пожалуй, то образование, которое чаще всего раскрывает нам свой «смешанный» характер. Он предлагает нам характеристики, которые позволяют нам определить его как своего рода шарнир, артикулирующий категории, которые мы называем «соматическим» и «психическим». С одной стороны, это соматическая «настоящая разрядка»; с другой стороны, психическая «память».
Аффект является физико-онтическим в силу своей внешней природы. Хотя аффект всегда возникает в бодрствовании, связанный с присутствующим объектом, этот воспринимаемый объект может оставаться бессознательным, в то время как его катексис (энергия, которая его «зажигает») перемещается на замещающий объект, которому приписан «стимул», вызывающий аффект. Именно это имеет в виду Фрейд, когда поддерживает утверждение Стрикера: «Когда мы фантазируем о грабителях, грабители воображаемы, но страх перед ними реален». «Реальное» здесь означает то, что сознание регистрирует как текущий физический соматический разряд, который представляет собой выразительный знак, который может воспринимать наблюдатель. По мнению Фрейда, «окончательные экстернализации» этих текущих разрядов (которые достигают вегетативно-моторной и секреторной сфер Эго) доходят до сознания как ощущения и чувства. Потенциальным и бессознательным склонностям (развитию аффекта), которые Фрейд называл «формированиями аффекта», соответствуют, по его мнению, «только возможность выражения чувств (свернутых), которым не дают развернуться».
Аффект является психопатическим вследствие состояния, которое Фрейд (после Дарвина) охарактеризовал как «воспоминание», как «памятное напоминание филогенетического события». Помимо того факта, что аффект (связанный в бодрствующей жизни с присутствием, на которое он переносится) может быть приписан репрезентации предыдущего, более или менее недавнего присутствия, он всегда является воспоминанием о филогенетическом прошлом, а также стремлением к будущему, которое аннулирует онтическую действительность, которую мы называем нехваткой [желанной целью]. В этом смысле это повторение филогенетического действия, которое когда-то было эффективным или, по крайней мере, оправданным в свое время и представляет собой вновь реализованный символ эффективности, которая сегодня скрыта.
Ценность аффекта
Нет сомнения, что не все смыслы одинаково важны. Мы склонны думать, что важность — это качество, которое «добавляется» к значению путем «присваивания» ему степени важности. Однако, если мы углубимся в вопрос, мы придем к прямо противоположному выводу. Хотя важность смысла (его ценность, его значимость) может вторично передаваться от одного значения к другому, эта важность рождается уже присущей тому или иному смыслу и в этом смысле является первичной.
Однако именно смысл (означаемое) возникает апостериорно как вычитание, достаточно важное для того, чтобы таким образом «облегчить» идеи и позволить ту игру, ту воображаемую репетицию действия, которую мы называем мыслью. Только когда понятие означаемого было отделено от понятия обозначающего, важность и ценность стали рассматриваться как абстрактное качество, которое можно было приписать или не приписать объекту или идее в силу определенного значения. Благодаря этой абстракции область под названием «теория ценностей» населяется неуловимыми объектами, она затуманивается, а исследование в аксиологической области приобретает утонченные характеристики. [Пример. Некто может поступить по-доброму по отношению к другому человеку, но когда мы выделяем из этого отношения добро как понятие, оно начинает существовать в уме так, словно есть некая сущность, называемая добром.]
Мы уже говорили, что в мысленном «трафике» мы можем отличать аффекты (перемещаемую материю) от идей (средств передвижения) и переживаний, составляющих сеть облегченных путешествий (замысловатый клубок взаимосвязанных путей). Что имеет значение в нашем интеллекте (в нашей способности мыслить, разуметь, читать «между строк»), «важности», которые движут нами и сопровождают нас, — это в первую очередь не идеи, а аффекты. Когда идеи имеют значение, они имеют значение потому, что вызывают эмоции. Наш разум не торгует идеями, но идеи являются средством транспортировки, которое ведет к привязанностям по путям, проложенным опытом. Так что перевозится только то, что импортируется, и это «количество» — единственная «таможенная стоимость», которая отслеживается на границах.
Фрейд утверждает, что истинный мотив вытеснения — предотвратить развитие определенного аффекта. Иными словами, идеи подавляются или пути, пройденные опытом, деформируются, чтобы избежать «транспорта» формирования аффекта, аффективной ценности, поскольку этот транспорт к сознанию эквивалентен тому, что мы называем «процессом загрузки» или «аффективное развитие», которое в силу конфликта порождает удовольствие в одной системе, но неудовольствие в другой.
Формирование аффекта на пути к сознанию проходит через вегетативную и произвольную мышечную «двигательную сферу», то есть, в примерно эквивалентных терминах, предполагается, что бессознательное «Я» и сознательное «Я», последовательно зарабатывают актуальность, чтобы завершиться в сознательных ощущениях и чувствах. Как мы говорили раньше, кажется несомненным, что каждый из этих процессов секреторной и моторной разрядки, которые являются сырьем для ощущений и чувств, составляющих их последние проявления, будет фиксироваться в памяти вместе с представлением о важности, которая при этом имела свою связь с известным количеством и качеством неудовольствий и удовольствий. Также кажется несомненным, что в этом регистре (который включает в себя ценность, конституируемую принципом реальности, ведущим к отсрочке удовольствия) мы должны найти субстрат моральной ценности как основу этики, направленной на дифференциацию людей - "добро и зло".