«Хорошо уже не будет никогда?» – разговор с кризисным психологом
Интервью Т.Амелиной с Л.Пыжьяновой pravmir.ru
Лариса Пыжьянова - начальник отдела Центра экстренной психологической помощи МЧС России, кандидат психологических наук)
Часто от журналистов приходится слышать: «А как вы утешаете людей?» Я отвечаю, что можно утешить ребенка, потерявшего игрушку, но нельзя утешить мать, потерявшую ребенка.
Единственное, что для нее можно сделать в этот момент – это помочь осознать потерю и ее безвозвратность. То есть сделать то, против чего сопротивляется все ее существо, душа и сознание, потому что матери легче умереть самой, чем принять смерть ребенка.
А осознать и принять очень важно, иначе она не сможет жить дальше, застынет и остановится в своем горе.
Я тоже теряла близких людей. К этому подготовиться совершенно невозможно, даже если умирают твои родители, прожившие долгую и достойную жизнь. А когда внезапно умирает твой ребенок или супруг, брат или сестра? И что с этим делать?
Я была уже взрослая, папе моему было 80 лет, то есть тот возраст, когда уже можно быть готовым к тому, что родитель от тебя уйдет. И смерть была не скоропостижной, он болел и умер.
Но в первый момент, когда пришло сообщение о его смерти, я как будто потеряла опору и в какой-то момент наблюдала себя словно со стороны: на эмоциональном уровне возникло четкое ощущение, что после этого в моей жизни больше ничего хорошего никогда не будет.
Одновременно я сама себе, как специалист, объясняла, что это пройдет, это нормально. Но на уровне чувств не могла принять…
Поэтому в моменты, когда человек переживает острое горе, мы никогда не говорим, что «ты не переживай, это все естественно, все люди умирают». Принять неизбежность смерти умом мы можем, а душой далеко не сразу. И говорить человеку, только что потерявшему близкого: «Все будет хорошо, все у тебя наладится», – это словно заставлять его предавать любовь к ушедшему, обесценивать его горе.
«Вы такая молодая, красивая, выйдете еще замуж!»
Случилась авиакатастрофа, на опознание приехала молодая женщина. В разбившемся самолете был ее муж, он погиб в день своего рождения. Женщина была беременна третьим ребенком, они с мужем ожидали мальчика, старшие две девочки. Очень красивая женщина, очень любящая своего мужа, свою семью, своих детей. Авиакатастрофа стала ее личной катастрофой, в этот момент рухнула вся ее прежняя жизнь.
Мы с ней стоим перед входом в судебно-медицинский морг, очень сложный момент – идти ей или не идти на опознание, смотреть или не смотреть на погибшего мужа. Люди после авиакатастрофы выглядят очень по-разному. А тогда было очень тяжелое опознание, потому что погибло много молодых людей, и приехали их матери, жены. Вообще была тяжелая история…
Когда приехала эта семья, оставалось только несколько неопознанных погибших – три обгоревших тела, которые уже нельзя было визуально опознать, и один погибший был абсолютно опознаваем – только лицо было повреждено, а все остальное совершенно сохранно. У меня при виде этой беременной женщины первая мысль мелькнула: «Пусть это будет ее муж, пусть она с ним попрощается». И это действительно оказался он.
Мы обязательно сопровождаем родственников при опознаниях, это очень сложный процесс, включающий серьезную подготовительную работу. Человек имеет право не идти, если он опознал погибшего по фотографиям, по вещам. А в этом случае было кому пойти на визуальное опознание – кроме жены приехали брат и друг погибшего. Но женщина сказала: «Я тоже хочу. Для меня это важно». Мужчины встали стеной и сказали: «Нет. Ты не пойдешь, мы тебя не пустим. Не надо тебе это видеть».
А мы с ней уже несколько часов общались, говорили о детях, о семье, и было понятно, насколько там были близкие отношения, сколько там чувств, сколько любви. При этом она не плакала. Это объяснялось тем, что, с одной стороны, она сильная, сдержанная женщина, а с другой стороны, она не может осознать смерть мужа, не принимает ее. Еще у нее был браслет, который муж забыл и просил привезти. Она попросила: «Я бы хотела ему браслет на руку надеть, если это можно».
И я приняла окончательное решение – да, мы идем с ней на опознание, потому что ей это нужно и важно. Лицо погибшему закрыли, а в остальном он лежал совершенно неповрежденный. Женщина подошла, надела мужу на руку браслет и сказала слова прощания, слова любви, все, что в тот момент хотелось сказать. После этого она заплакала: «Спасибо вам. Я все поняла, а до этого была как в тумане».
Когда наступает момент осознания потери и ее безвозвратности, могут быть разные реакции, и в это время надо быть очень внимательным к человеку. А еще я думаю: она же беременная, она держала за руку погибшего мужа, ей надо помыть руки, но как я могу ей сказать об этом?!
Вдруг она сама говорит: «Мне надо руки помыть, я же мужа за руку держала и в моем состоянии я не могу к себе сейчас прикоснуться». Стало понятно, что она осознает ответственность перед ребенком, и она ничего не сделает с собой и никак себе не навредит. А то, что она сейчас плачет – это нормально и правильно – она переживает свое огромное горе.
Мы помыли руки, стоим, она немного успокоилась, и тут подходит один из привлеченных к работе внешних специалистов. Он со стороны наблюдал, что происходит, и было понятно, что он переполнен сочувствием к этой женщине, хочет ее как-то поддержать: «Ну, вы так не плачьте, пожалуйста, вы же в таком положении». Она кивает: «Да, да». – «Вы такая молодая, красивая, выйдете еще замуж, не плачьте, все у вас еще будет хорошо!»
Я просто онемела в этот момент. Слова были сказаны вроде бы из наилучших побуждений, но прозвучали чудовищно. Благо, женщина была мудрая, сдержанная, она просто кивнула головой и отвернулась. Я ее поддержала: «Пойдемте со мной». И мы ушли.
Меня глубоко впечатлил рассказ женщины, которая потеряла мужа и осталась одна с тремя маленькими детьми. «Я настолько погрузилась в свое горе, что перестала замечать детей, я плакала и плакала. Не знаю, до чего бы я дошла, если бы не очнулась, когда младший ребенок подошел однажды, взял меня за руку и сказал: «Мама, а хорошо уже никогда не будет?» И в тот момент я словно вынырнула из горя, увидела своего очень-очень тихого и печального ребенка и сказала: «Хорошо будет, сынок, но по-другому».
В этом правда: хорошо будет, просто по-другому. Но для этого сначала нужно научиться жить без того близкого человека, которого ты потерял. Это очень трудно – пережить и переработать свое горе. Человек в это время совершает огромный внутренний труд, который заключается в том, чтобы, сохранив и память, и любовь об ушедшем, пойти дальше по жизни одному.
Считается, что самый сложный период – это год-полтора после смерти близкого, дальше уже человек научается выстраивать свою жизнь по-новому. Но в жизни бывает по-разному: бывает меньше, бывает дольше.
Проститься - не значит держать за руку
Самая тяжелая ситуация, когда люди пропали без вести, когда уже ясно, что погибших не найдут, и родственники лишены последнего утешения – возможности попрощаться с любимым человеком. Что ответить женщине, которая говорит: «Ну как же так – был же муж, и нет его? Нет нигде. Но он так нас с дочерью любил. Столько он всего хорошего людям сделал. А сейчас как будто человека не было. И попрощаться не с кем. Как теперь жить?»
Я ей сказала: «Что значит, человека не было? У вас есть дочь, у вас есть дом, который он построил своими руками, ваши общие друзья, которые помнят о нем столько всего хорошего. Вот он ваш муж – в этих людях, в вашей дочери, во всем, что сделано его руками. Как же его не было, если вот он».
А была другая ситуация – стоит женщина перед гробом мужа и просит меня: «Приведите мою дочь. Она за колонной в храме стоит, рыдает. Она сказала, что не пойдет с отцом прощаться. Пусть она подойдет, а то потом будет жалеть».
Иду к дочери, там взрослая уже девушка, стоит и плачет: «Я не хочу, я боюсь на него в гробу смотреть. Я хочу его запомнить живым, таким, каким я его знала». Я соглашаюсь: «Да, вы имеете на это право». Она говорит: «А вдруг я, правда, буду об этом жалеть?» Я спрашиваю: «О чем?» – «О том, что я не попрощалась. О том, что я его не увидела». – «Но ваш отец с вами, он в вашей памяти, и сейчас вы прощаетесь. Прощаетесь, стоя здесь, в этом храме, пусть и не рядом с гробом. Прощаться – это не значит держать за руку, прощаться – это значит душой быть вместе».
Почему мужчины не плачут?
Между плачущей женщиной и молчаливым мужчиной специалист-психолог выберет мужчину, потому что ему помощь нужна в первую очередь. Зажать в себе все и сказать, что я не имею права реагировать, конечно, можно, но невозможно запретить себе чувствовать. Поэтому при внешнем спокойствии все плачет – сердце, душа, внутри все разрывается, а глаза сухие…
Почему мужчины не плачут? Потому что вроде бы не принято в нашей культуре мужчине плакать. Плакать – это будто слабость свою показать, вот и стоит внутренний запрет. А когда ты говоришь мужчине, что есть ситуации, в которых плачут все, он как бы получает для себя разрешение от социума, что «да, я могу плакать», и чувства прорываются наружу, становится чуть легче.
Но не все так однозначно. Ситуации бывают сложные, часто мы видим среди горюющих «героев семьи». Это когда один человек берет на себя ответственность за все и думает, что если он сейчас начнет рыдать, то решать все организационные вопросы будет некому, то есть, по сути, будет некому похоронить близкого. И он не плачет, он собран, деятелен, активен. Но горе его при этом с ним, оно никуда не уходит, оно его потом догонит и накроет еще с большей силой.
Была такая ситуация, когда героем семьи стал жених погибшей девушки. И мать, и отец, и все родственники глубоко ушли в горе, а он взял на себя практически все. Мы с ним ходили на опознание, оформляли документы, протоколы, разрешение на захоронение, я записывала, что принести, чтобы одеть погибшую девушку и так далее. Он кивал, говорил: «Да, да, да», – внешне был спокоен и сдержан. И насколько ему на самом деле было плохо, я поняла в тот момент, когда внезапно осознала, что перестала чувствовать часть своей руки.
Я посмотрела, что же такое с моей рукой? Мы с ним почти два часа ходили, а он меня держал за руку, и его рука была такая ледяная, что моя рука оказалась как в заморозке. Вот так я поняла, насколько ему тяжело, и какое горе внутри. Понятно, что ему нужна была помощь.
Потом была возможность немножко поговорить, но он так себе и не позволил заплакать. Я никогда не забуду, как он вышел с опознания и сказал: «Она была самая красивая и осталась самой красивой». А это опознание было уже на вторые сутки после трагедии, связанной с пожаром. Он не для меня это сказал, он сказал это для себя. Так он видел и так чувствовал.
А бывает, что человек не плачет, потому что находится в ступоре. Честно говоря, я за все время работы ступора не наблюдала, апатию видела часто. При ступоре человек абсолютно не контактен, он совсем не реагирует на внешние раздражители, он уходит в себя.
Это глубинная реакция, глубокое отрицание того, что случилось, и человек всеми силами пытается вернуться назад: «Я стоял здесь, и у меня было все хорошо, и вдруг я услышал, что погиб близкий человек. Я останусь стоять, потому что пока я так стоял, у меня было все хорошо. Я не сделаю шаг вперед, я вернусь туда, где было все хорошо». Однако ступор – это медицинская категория, поэтому мы с ним не работаем и если подозреваем, что столкнулись со ступором, сразу зовем врача.
«Какая у вас работа тяжелая»
В нашей работе нет мелочей, стараешься отследить все, что можно. Конечно, не все удается, но есть определенные маркеры, когда понимаешь, что человеку стало немного лучше. В какой момент? Например, когда он как бы выныривает из своего горя, смотрит на тебя и говорит: «Господи, понятно, у меня горе, а вы-то как сами это переживаете? Какая у вас работа тяжелая». То есть фокус внимания со своего горя сместился, и он увидел рядом другого человека и задумался о нем. Значит, ему самому стало немного легче.
Как мы сами это переживаем – это уже другой вопрос. Мы специалисты, профессионалы в своем деле. При этом мы живые люди, сочувствующие и сопереживающие. Невозможно отстраниться от человеческого горя и сказать себе: «Это не твое, ты просто на работе», – потому что это не правда. Да, ты на работе, и горе это не твое, но твоя работа заключается в том, чтобы человеку в горе стало чуть легче. Чтобы он почувствовал, что сможет пережить это горе, и дальше будет жизнь, и взамен утраченного смысла появится другой смысл.
Чтобы так помочь человеку, ему надо искренне сопереживать, его надо почувствовать, чтобы и он почувствовал тебя, и тогда возникнет доверие, на котором и строится вся дальнейшая работа. Холодному, эмоционально отстраненному профессионалу, сколь бы высокого уровня он ни был, в ситуации работы с острым горем делать нечего – он не сможет помочь. Но, сопереживая и сочувствуя людям, нельзя перейти грань, чтобы не превратиться еще в одного горюющего, потому что рядом нужен не плачущий специалист, а сильный человек, тот, кто поддержит, поможет и вместе с которым можно найти ресурс и силы жить дальше.
«Ты сильный, и ты выдержишь»
Чтобы жить дальше, важен жизненный потенциал, сила личности и прошлый опыт. Важно, что было заложено в детстве и осознание собственной силы. Хуже всего, когда человек ощущает себя жертвой. И это тоже наша ответственность – поддерживая людей, не превратить их в жертву.
Позиция жертвы может возникнуть очень быстро, ее могут сформировать близкие из самых лучших побуждений, говоря «ты полежи, тебе же так плохо, тебе не надо туда идти, мы сами все организуем, мы сами все сделаем, ты не сможешь, ты не выдержишь, это выше твоих сил…» И все, силы человека действительно покидают.
Если человек уходит в позицию жертвы, начинает в ней жить, то со временем он может получать из этого так называемые «вторичные выгоды» и выстраивать жизнь семьи «под себя». Например, перестанет выходить из дома, будет стараться держать всех вокруг себя: «Не бросайте меня одного. Мне плохо, я боюсь, я не хочу, я не останусь». Нормальная жизнь семьи в таких условиях не сможет восстановиться.
На самом деле, следует помогать, но надо и самого человека включать в процесс. Излишняя опека губит, он начинает думать, что «действительно все плохо, если мне так говорят, наверное, я не смогу с этим справиться», начинает в это верить, и на самом деле становится все плохо. Человек в горе очень внушаем. Если же ему транслировать действием, поведением, что «ты справишься, ты можешь, ты сильный, а мы с тобой рядом», он будет чувствовать, что «да, я с этим справлюсь».
Очень редко бывает так, что человек впервые в жизни столкнулся с горем. Ведь были же потери и раньше, и справлялся! И если акцентировать на этом внимание, то к человеку приходит понимание, что «если я тогда с этим справился, то смогу и сейчас, да, мне будет тяжело, но все равно справлюсь».
С пожилыми людьми можно говорить о том, как много они всего пережили в своей жизни: «У вас была такая непростая жизнь. Вы пережили войну. Как вы смогли все преодолеть?» Человек начинает рассказывать и как бы возвращается в прошлое, в свою молодость, когда он был сильным, он словно подпитывается оттуда силой и ресурсом. «Да, я смог тогда, справился и сейчас смогу и справлюсь». Важно, чтобы сам человек это сказал, что «смогу, справлюсь», а для этого надо, чтобы он почувствовал свою внутреннюю силу и поверил в себя.
Мы стараемся транслировать мысль, что человек, который многое в своей жизни пережил, становится сильнее, мудрее и более чутким к окружающим людям. То есть «теперь, зная, что такое горе и пережив его, вы в будущем сможете помочь другим, будете знать, как поддержать». И это, во-первых, дает человеку подсознательную установку на то, что он сможет пережить свое горе, а во-вторых, что он сильный и у него есть будущее.
Жизнь после
Мы говорим: в течение года-полутора все, что происходит с человеком, потерявшим близкого, это нормально. Все его реакции – слезы, агрессия, депрессия – все это нормально. Дайте ему пережить свое горе. Будьте просто рядом. Позовет – помогайте, не позовет – не навязывайтесь. Может быть, ему важно побыть одному в какой-то момент. Но обязательно дайте понять или просто скажите: «Я рядом, ты скажи, когда я тебе буду нужен».
Однако, если прошло два-три года после потери, и вы видите, что ничего не меняется, и человек ведет себя так, как в первый год, тогда нужна помощь профессионалов. Потому что можно предполагать так называемое «патологическое переживание горя», то есть горе осталось не пережитым, человек застрял в своем горе. Это когда говорят: «Я живу так, как будто мой муж улетел в длительную командировку, и я жду, жду, когда он вернется». Безвозвратность потери не осознана, не пережита, соответственно, выстроить дальнейшую жизнь, в которой мужа больше нет, и надо учиться жить без него, становится невозможным.
Матери ждали сыновей с войны, получив похоронку и не веря в это, но мать – это мать. Она не видела своего сына мертвым, поэтому будет его ждать до конца своих дней и жить надеждой. А женщина, потерявшая мужа, имеет право снова полюбить и пустить в свою жизнь другого мужчину.
Другое дело, если женщина не захочет строить новые отношения, это ее выбор. Но это возможно только тогда, когда она признает себя вдовой, признает, что ее мужа нет в этой жизни. И дальше она имеет право выбирать: остаться вдовой навсегда или еще раз выйти замуж. Но если она думает, что ее муж в командировке, то у нее выбора нет.
Специфика нашей работы в том, чтобы побудить человека эмоционально реагировать, чтобы он осознал свое горе и начал его переживать. Потому что все, что имеет начало, имеет и конец. И у горя есть конец. Но до него надо дойти, а это возможно только переживая. А чем дальше человек будет от себя отодвигать осознание горя, тем тяжелее ему будет.
Важно информировать людей об их состоянии, о том, что с ними может происходить в то время, когда они переживают свое горе. «Вы знаете, какое-то время вам может казаться, что вы сходите с ума. Может казаться, что вы не выдержите и умрете, может, даже захочется прервать свою жизнь, но вы перетерпите.
Просто есть моменты в жизни, которые нужно перетерпеть. Вы просто живите – просыпайтесь утром, делайте свои обычные дела, умывайтесь, завтракайте, идите на работу, возвращайтесь и ложитесь спать, просыпайтесь и опять все заново. И постепенно будет становиться чуть легче и легче. Вам может стать сложнее выполнять свою обычную работу, и то, что вы делали автоматически, вдруг станет вызывать трудности – это нормально, это пройдет.
Вы должны быть внимательны к себе, у вас могут обостриться хронические заболевания, ощущаться упадок сил. Но старайтесь быть внимательными и к своим близким, потому что они тоже переживают горе и им тоже нужна ваша поддержка». Это важно, чтобы человек не зацикливался только на своих чувствах и переживаниях, но и видел горе других близких людей, поддерживал их. Тогда ему самому будет легче.
Человеку очень важно понимать, что это безумно тяжелое время пройдет: «Изменилась моя жизнь, и я изменился, сейчас мне очень тяжело, но так будет не всегда. Этот тяжелый период надо суметь пережить, и я найду для этого силы».