Слово «смятение» относится к тому, что плохо воспринимается, трудно различается, но также связано с идеями «встревоженности, страха, недоумения». Знаменитая писательница Энн Остин говорила, что смятение является очень тонким признаком паранойи. В свою очередь, Фрэнсис Бэкон утверждал, что «Созерцание вещей такими, какие они есть, без ошибок или путаницы, без подмены или обмана, само по себе является более благородным делом, чем целый урожай изобретений».
Увы, мы теряем множество вещей, будучи смущенными страхом потерять что-то. Но когда смятение ведет нас по своему темному лабиринту, все становится невыносимо болезненным.
Пытаясь глубже проникнуть в суть идеи «смятения», можно сказать, что слово «смутный» имеет синоним «размытый», концепт философского характера, который Ферратер Мора определяет как тесно связанный с понятием «неопределенности». В принципе, между этими двумя концепциями нет различий; также можно сказать, что идея является неопределенной или размыта, или что предложение (или значение предложения) неопределенно или размыто. В обоих случаях, если говорить языком фотографии, наблюдается нехватка четкости, «отсутствие четких границ». Неопределенное или размытое- это расплывчатое. Противоположность размытию или неопределенности- это ясное или четко определенное. Смятение - это, просто говоря, стирание границ.
Американский психолог Ролло Мэй объясняет, что значение границ становится более ясным, когда мы рассматриваем проблему «формы». Если мы нарисуем кролика на доске, наблюдатели скажут: «Это кролик». На самом деле, на доске не будет ничего, кроме простой линии. Наблюдатель увидит только проведенную линию, линию, которая ограничивает содержание, линию, которая показывает, какое пространство находится внутри фигуры и какое за ее пределами. Линия является просто ограничением для этой конкретной формы. Но в этом ограничении также существует нечто нематериальное. Поэтому форма и, аналогично, дизайн, план и модель формируют значение, присутствующее в границах.
Границы не только разделяют, но и связывают. То есть они относятся к факту или вещи с определенной целью. Я считаю, что то, что Ролло Мэй упоминает как «нематериальный характер границ», - это то же самое, что и фон Уэкскюль описывает как функцию, «содержащуюся» в линиях, форму, которую линии очерчивают: это смысл, значение.
Границы определяют объект, но нельзя сказать, что границы находятся в самом объекте. Если бы существовал только один изолированный объект, он был бы неограниченным. Объект заканчивается там, где начинается другой. Но нельзя также сказать, что граница элемента находится в другом, поскольку другой элемент, в свою очередь, требует ограничения первым. Там, где находится граница одной вещи, этой вещи нет.
Границы подобны новым виртуальным вещам, которые вставляются и внедряются между материальными вещами. Их задача заключается в том, чтобы отмечать границы существ, приближать их, чтобы они могли сосуществовать, и одновременно удалять их, чтобы избежать смешивания и уничтожения. Это и есть концепт; не более, но и не менее. Такова суть: определить вещь - значит провести границу, и это связующее звено является концептом. Благодаря границе существующие вещи уважают друг друга и могут объединяться, не вторгаясь друг в друга.
Отвечая на эту тему, Кьоцца говорит, что мы воспринимаем себя на границе между образом себя и образом мира. Эта граница, на которой мы воспринимаем себя, то, что мы называем "телесной схемой", то, что сегодня определяется как «интерфейс» или «связующее звено». В данном случае, это «место» встречи между восприятием и ощущением. Первое строит моё представление о мире, а второе - мое самопредставление, но обе возможны именно благодаря этому связующему звену, который составляет границы, без которых никакая карта не была бы возможна.
Концепция «связующего звена» подразумевает двойное значение: с одной стороны, визуальное, это «место или поверхность контакта», а с другой, слуховой, это возможность отношений или связи, которые завершаются последовательной цепочкой.
Продолжая своё объяснение, Кьоцца добавляет, что хотя вещи могут восприниматься как четко различимые объекты, будь то близкие или удалённые, на их границах они становятся неопределёнными и запутанными. Объекты, а также вещи, которые их породили, образуют отношения или связи, длительные или мимолётные связующие звенья, которые сначала обозначают их границы, но в конце концов, разрушаются.
Наконец, он добавляет, что наряду с бинарной оппозицией, которая возникает при различении объектов на вещи и образы, появляется другая, основанная на различении объектов и их связей или связующих звеньев. Важно то, что генетическая информация, определяющая конфигурацию эмбриона, не кодирует пять пальцев на руке, а четыре "межпальцевых" пространства, четыре связующих звена, в чьём "игровом поле" будет формироваться пять пальцев.
Также, говоря об связующем звене как концепте, Ортега-и-Гассет говорит, что во время медитации мы прокладываем путь между массами мыслей, отделяем концепции друг от друга, пропускаем наш взгляд через едва заметное пространство, оставшееся между самыми близкими, и после того как каждое из них занимает своё место, мы оставляем натянутые идеальные пружины, которые не позволят им снова запутаться. Таким образом, мы можем перемещаться взад и вперёд в зависимости от нашего интереса по ландшафтам идей, которые представляют нам свои очертания ясными и сверкающими.
Но есть те, кто не способен сделать это усилие; есть те, кто, оказавшись в области идей, страдает от интеллектуального головокружения. Преграждает путь целый поток понятий, сливающихся друг с другом. Он не находит выхода ни откуда; видит только густое "смятение" вокруг, немой и подавляющий туман.