У человека пять чувств: слух, зрение, обоняние, осязание и вкус. Три из них - это проксимальные (осязание, обоняние и вкус), а два других (зрение и слух) - дистальные. Думаю, сравнение дистальных чувств может помочь прояснить тему, которую мы рассматриваем.
Изучая особенности индоевропейской и семитской культур, норвежский писатель Юстейн Гордер исследовал значение того, что подразумевается под терминами «зрительное» и «слуховое».
Следует уточнить, что говоря об «индоевропейцах», мы имеем в виду все страны и культуры, говорящие на индоевропейских языках. Все европейские языки, за исключением угро-финских (саамского, финского, эстонского и венгерского), и баскский язык являются индоевропейскими. Большинство индийских и иранских языков также принадлежат к индоевропейской языковой семье.
И тексты Вед, и греческая философия были написаны на родственных языках. Здесь важно подчеркнуть, что родство языков подразумевает родство моделей мышления их носителей. Это одна из причин, по которой можно говорить о единой индоевропейской цивилизации.
Индоевропейская культура характеризуется политеизмом. Ее мифы повествуют о борьбе богов с монстром хаоса. Она воспринимает мир как драму между силами добра и зла и стремится предвидеть судьбу мира. Ее философский взгляд явно спекулятивен.
Существует слово, означающее «знание» или «мудрость», которое можно проследить во всей индоевропейской культуре. На санскрите это видья (vidya), и оно идентично греческому идея (ideа). Латинское слово video, которое у римлян просто означало ‘видеть’, также связано с этим корнем.
Как общее правило можно отметить, что зрение было самым важным чувством для индоевропейцев. Литература индийцев и греков, иранцев и германцев всегда была отмечена великими космическими видениями. Кроме того, индоевропейские культуры склонны к созданию живописных и скульптурных изображений. Еще одной их характерной чертой является циклическое восприятие истории: они видят историю как нечто, что повторяется, как смена времен года - без начала и конца. Это история, которая, как правило, визуализируется как сцена, которая возвращается.
Две великие восточные религии - индуизм и буддизм, а также греческая философия, имеют индоевропейское происхождение. В то время как три западные религии - иудаизм, христианство и ислам - имеют семитские корни. Коран и Ветхий Завет написаны на родственных семитских языках. Новый Завет, однако, был написан на греческом. Тем не менее, христианство также имеет свои семитские корни. Конечно, как описывает Гордер, христианство кажется результатом смешения моделей, но также можно считать, что все это явление связано с вопросом доминирования. То, что происходит с христианством, скорее демонстрирует, что как индоевропейская, так и семитская культуры формируются в зависимости от преобладания одной из двух моделей, присутствующих и переплетающихся во всем человечестве.
Испанский математик и доктор философии Эммануэль Лискано анализировал различные способы организации данных, воспринимаемых органами чувств, и их преобладание в той или иной культуре. Он подчеркивает, что преобладание зрительного восприятия в современных социальных исследованиях, посвященных чувствам, можно рассматривать как еще один симптом пренебрежения и упадка других чувств в нашей культуре. Лискано полагает, что здесь антропология может помочь нам выйти за пределы нашего «окоцентризма» и открыть нам другие формы восприятия, расширить наше «видение мира» до того, что может быть восприятием «слушания мира» или даже «обоняния мира».
Если в нашей культуре преобладает визуальный способ организации воспринятых данных, то можно предположить, что на втором месте по значимости стоит слуховой. Однако можно полагать, что существует столько способов организации данных, сколько и органов восприятия.
Однако сейчас нас интересует только связь между зрительным и слуховым восприятием, понимая, что это две модальности, которые, если мы попытаемся разделить их с помощью определения, в точке их пересечения покажут, как они проникают друг в друга, пока не потеряют свои индивидуальные черты. В этой точке возникают выражения, содержащие элементы обеих модальностей, такие как «кричащий цвет» или «чистый звук». Таким образом, возможно, не осознавая этого, мы восстанавливаем связь, которую на каком-то уровне и в какой-то мере уже знали.
Возвращаясь к семитской культуре, можно отметить, что первой ее особенностью является монотеизм; другой отличительной чертой является линейное восприятие истории. В этой культуре история представляется как линия, у которой есть начало и будет конец. Это означает, что история осознается как последовательность событий, как серия, в которой важен смысл и цель. Как пишет Гордер, в этой концепции история существует для того, чтобы Бог мог осуществить свою волю в мире.
Автор приводит аргументы в пользу гипотезы, утверждая, что, если для индоевропейцев самым важным чувством является зрительное, то для семитов - слуховое. В то время как индоевропейцы создают изображения и скульптуры своих богов, в еврейской вере центральным элементом является фраза «Слушай, Израиль!» Христианство придает большое значение слушанию Слова Божьего. И не только это: семиты стремятся к запрету изображений.
Наконец, религиозная деятельность семитов больше связана с молитвами, проповедями и чтением священных писаний, нежели с самосозерцанием или медитацией. Молитвы связаны с грехом, виной и послушанием, тогда как самосозерцание и медитация подразумевают попытку найти решение внутреннего конфликта. Для семитских религий цель - это избавление от греха и вины, а не спасение от переселения душ, как в индоевропейских религиях.
До этого момента идея о том, что под «зрительным» и «слуховым» мы понимаем не только два разных способа восприятия, но и два разных способа мышления и воображения, кажется убедительной. Как если бы процесс сознательной деятельности неизбежно проходил через два пути, которые задают ему определенные характеристики. Это были бы варианты воображения и мышления, которые, будучи двумя несводимыми друг к другу способами организации знаний, требуют двойного подхода к миру. Два способа организации, которые, к тому же, порождают органы, способные улавливать данные, необходимые для каждого из них.
Зрение развивается для того, чтобы служить пространственно-визуальной организации, тогда как слух предназначен для обеспечения восприятия временной, слуховой организации.
Естественно, под «организацией» мы понимаем особый способ, с помощью которого вещи располагаются в пространстве или следуют друг за другом во времени. Пример такой организации приводит Ортега-и-Гассет, описывая первый момент, когда объекты входят в поле зрения, будучи перемешанными и хаотичными, за которым следует момент, когда постепенно устанавливается порядок. Сначала успокаиваются и фиксируются объекты в центре зрения, затем те, что находятся по краям. Эта фиксация контуров происходит благодаря нашему вниманию, которое устанавливает порядок, то есть создает сеть связей между объектами. Один объект нельзя зафиксировать и определить без связи с другими. Если мы продолжаем сосредотачивать внимание на объекте, он становится все более четким, потому что мы находим в нем все больше отражений и связей с окружающими его вещами.
Таким образом, мы воспринимаем окружающий нас мир в соответствии с двумя доступными способами организации: один пространственный, другой временной, один зрительный, другой слуховой. Мы перемещаемся между картами и темами. Эти два способа организации задают модели для создания «инструментов», органов, с помощью которых мы можем воспринимать то, что мы ищем, чтобы выйти из сомнений.
Можно сказать, что как зрительное, так и слуховое восприятие - это способности, которыми мы обладаем (у кого-то больше, у кого-то меньше). Это способности, предназначенные для установления порядка и согласованности в нашем взаимодействии с миром. «Зрительное» - это способность упорядочивать мысли и идеи в пространственном плане. «Слуховое» - это способность организовывать восприятие во временном плане. Первый способ организации приводит к созданию «физики», а второй - «истории» (не в смысле хронологии, а в смысле повествования или рассказа). Пространственно-зрительная организация позволяет воспринимать одновременно, то есть воспринимать сцены. В свою очередь, временно-слуховая организация позволяет воспринимать последовательно, то есть воспринимать последовательные серии событий. Пространственно-зрительная организация требует такого типа восприятия, которое фиксирует и изолирует (определяет границы), тогда как временно-слуховая организация предполагает восприятие, которое фиксирует течение времени и синтезирует (конденсирует).
Этот способ организации относится к двум модальностям, на которые указывает Ортега-и-Гассет, когда объясняет, что измерение глубины может быть как пространственным, так и временным, зрительным или слуховым. Он уточняет, что то, что он называет временной глубиной, - это «прошлое», а пространственная глубина - это «дальность».
Как еще один пример можно привести то, что одиночество может быть изображено как темнотой, так и тишиной. Пока Борхес заявлял, что слепота - это форма одиночества, греческий поэт Константинос Кавафис говорил, что «Тень и ночь - это тишина; день света - это слово».
В этом же смысле, говоря о происхождении детской тревоги, Фрейд рассказывает, как однажды маленький мальчик в возрасте трех лет, которого заперли в темной комнате, закричал: «Тетя, поговори со мной; мне страшно, потому что здесь слишком темно». На что тетя ответила: «Что это тебе даст? Ты ведь все равно меня не видишь». И мальчик ответил: «Неважно, когда кто-то говорит, здесь становится светлее». Двадцать лет спустя, продолжая этот диалог с тем самым мальчиком, Фрейд заключил, что, когда путник поет в темноте, он не отрицает своего страха, хотя от этого и не становится светлее.
С другой стороны, легко представить, что при изучении восприятия можно различить две стороны: одну, обращенную к объекту, который мы наблюдаем, и другую, представляющую то, что мы чувствуем в момент восприятия, как когда мы ощущаем аромат или пробуем яблоко на вкус. То есть два аспекта, которые присутствуют, когда мы различаем то, что видим, и ощущение видения. Напомним три важные момента для этого подхода: мы говорим о восприятии, когда распознаем присутствующие объекты; мы говорим об ощущениях, когда что-то актуальное оказывает на нас воздействие; и мы знаем, что ощущение восприятия не менее фундаментально для сознания, чем сам перцептивный процесс.
Если принять все сказанное до этого, можно подтвердить, что грань восприятия, «сфокусирванная» на объекте, будет составлять визуально-пространственную организацию знания в сознании, в то время как аспект, связанный с тем, что мы чувствуем в момент восприятия, будет составлять временно-слуховую организацию.