Как уже упоминалось, одним из возможных последствий нарушения регуляций аффекта является развитие дисфункциональных отношений с пищей.
Пациенты, у которых развиваются расстройства пищевого поведения (РПП), часто не обладают достаточными навыками социального взаимодействия. Наличие пренебрежительных или жестоких родителей приводит к нарушениям психического и соматического развития, что сказывается на границах самости. Такие первичные взаимодействия погружают субъекта в психическое состояние, пронизанное первичными защитами. Эти защиты часто приводят к тупиковой ситуации, в которой интернализированные объекты воспринимаются как запутанные и вредоносные.
Эти глубокие потрясения, затрагивающие восприятие себя и взаимоотношения с окружающим миром, находят свое продолжение в том, как пациенты с РПП представляют свое тело, которое сохраняет следы бессознательной памяти о событиях, произошедших в младенчестве и раннем детстве.
Расщепление психики и тела указывает на дефицит способности интегрировать символические процессы и ментализировать телесные переживания: это выражается через невыносимую тревогу, воспринимаемую как угроза целостности самости. В случае РПП расщепление на психосоматическом уровне делает тело безопасным местом для ухода в психическое убежище, в котором пациенты могут попытаться защитить себя от вторжения дисфункциональных объектов (Schimmenti & Caretti, 2010; Steiner, 1993). Преимущество ухода в психическое убежище заключается в том, что психологическое страдание изымается из сферы межличностных отношений. Пациенты заключают свои подавляющие психические состояния и невыносимые телесные переживания в более глубокое и безопасное место внутри себя. Если пограничным пациентам необходимо повторять определенные ментальные и межличностные модели, чтобы ощущать свое существование, то психосоматическое расщепление у пациентов с РПП проявляется как крайне жесткий метод поддержания отношений с объектом, не позволяя ему завладеть собой.
Иногда пациенты с РПП пытаются нейтрализовать некоторые аспекты, позволяющие им устанавливать связь с внешним объектом, делая тело нечувствительным к требованиям внешнего мира, воспринимаемого как угрожающий. В то же время тело сохраняет свою функцию контейнера, в котором доступ к другому (так же, как и к пище) может быть разрешен или запрещен.
Всемогущие переживания, составляющие внутренний мир пациентов с РПП, создают своего рода «заменитель аффектов», который действует путем отрицания важности межличностных отношений, чтобы избежать еще более интенсивного психического страдания, связанного с травматическими воспоминаниями и пугающими психическими состояниями, способными угрожать хрупкому нарциссическому равновесию (Bleichmar, 2004). В каком-то смысле тело оказывается двухмерным, формируя «вторую кожу» (Bick, 1968), которая представляет собой своего рода «защитную броню личности, панцирь [...] непроницаемый барьер» (Willner, 2002, с. 129), стремящийся защитить самость от распада посредством «псевдонезависимости» (Bick, 1968). Bromberg (2001) утверждает, что пациенты с РПП находятся под властью подавляющих физиологических и аффективных состояний, поскольку в своем развитии у них не было возможности обратиться к эмоционально доступным и заботливым фигурам.
Таким образом, симптомы РПП можно рассматривать как попытку найти убежище от внутреннего и внешнего мира (Williams, 1997). Безусловно, чувства отчаяния, которые испытывают эти пациенты, трудно доступны, так как они заключены в их телесных переживаниях и нарушенном пищевом поведении, даже несмотря на то, что тело и пищевое поведение лишены субъектности и символизации (Birksted-Breen, 1989; Lavender & Freedman, 2002). В РПП тело было лишено измерений удовольствия и желания, постоянно подчиняясь настоятельным потребностям и требованиям, выражающимся в импульсивном и компульсивном пищевом поведении или, напротив, в навязчивых и гиперконтролирующих диетических ограничениях. Для таких пациентов тело является нерефлексивным объектом, вместилищем подавляющих психических и телесных состояний.