Сиблинги

Генри Абрамович

Генри Абрамович – юнгианский аналитик, профессор университета Тель-Авива, преподаватель медицинской школы Тель-Авива, один из лидеров израильских юнгианцев, член этического комитета IAAP.

 

Активное воображение 

Я хочу начать с активного воображения. Представьте себе сестру или брата, каких вам больше всего хотелось бы иметь. ... Теперь подумайте о брате или сестре, с которыми у вас наиболее сложные отношения ... Многое из того, что я скажу, в этой книге, основывается на болезненном контрасте между вашим представлением об идеальном сиблинге и вашими настоящими братьями и сестрами, между мифом и реальностью. 

                                                                                                               Говорят, нет на свете еврейского Эдипа. 

                                                                                                               Родной брат - навсегда ... 

Братья и сестры больше, чем родители, больше, чем учителя и друзья, возлюбленные и домашние животные, они - форма того, какими "людьми мы есть".

 

 Глава 1

Недостаточное внимание к теме сиблингов со стороны глубинной психологии.

Я часто задавался вопросом, что было бы, если бы Юнг и Фрейд черпали свое вдохновение не в греческой мифологии, а в Библии. Мифы Древней Греции повествуют о напряженных конфликтах между родителями и детьми: Хронос глотает своих детей, Эдип убивает отца, бросившего его во младенчестве, Деметра уничтожает живую природу, преисполненная безумной скорбью о своей похищенной дочери. В Библии же, особенно в Книге Бытия, всего несколько примеров таких конфликтных отношений между поколениями. Вместо этого, основная эмоциональная динамика развивается между сестрами и братьями - тема, практически отсутствующая в греческой мифологии. Наоборот, величайшие из героев греков, например, Одиссей и Эдип, были единственными детьми.

 

Учитывая, что братья и сестры представляют собой фундаментальный аспект человеческого существования, я должен отметить факт пренебрежения этими образами в глубинной психологии. В первой главе я хочу изложить свои мысли о причинах такого избегания темы, а в следующей – перейти к обсуждению архетипа сиблингов.

 

Раннее разделение сиблингов 

Тема братьев и сестер имеет столь высокое значение для человеческого опыта, и недостаточное внимание к ней со стороны глубинной психологии, что поистине достойно удивления. Я подозреваю, что одной из основных причин этого факта является присущее западному обществу заложенное изначально ожидание первичного разделения сиблингов. Чарльз Нуколлс антрополог, изучавший деревенскую культуру в Южной Индии, писал: "От сиблингов в европейском и американском культурном контексте ожидается, что они уйдут из дому и будут жить отдельно. Предполагается, что важные решения об экономической и социальной жизни будут обсуждаться в первую очередь с родителями, супругами, друзьями или коллегами, но не с братьями и сестрами." Он отметил, что западное безразличие к сиблинговым отношениям воспринимается его индийскими информаторами как нечто из ряда вон выходящее. Жители Южной Азии часто расспрашивают своих посетителей об их братьях или сестрах и, как правило, выражают сильное удивление, когда слышат ответ: "Я не знаю" или "Я не видел моего брата / сестру уже много лет". Китай с его политикой ограничения рождаемости до одного ребенка, является первым обществом, сознательно создающим мир без братьев и сестер, состоящим из одних "маленьких императоров". Я подозреваю, что истинная глубинная психология сиблингов сможет появиться не на Западе, лишенном развитой культуры братьев и сестер, а в развивающихся странах, для которых сиблинговые отношения являются центральными. 

Когда мы растем, то, как правило, проводим больше времени с братьями и сестрами, чем с родителями, и наши отношения с ними, обычно, длятся дольше. В эпоху разводов, непостоянства и отчуждения, сиблинговые отношения зачастую - единственные действительно длительные. Порядок рождения братьев и сестер, как кажется, играет решающую роль в успехе супружеских и дружественных отношений. Хорошие отношения с сиблингом оказываются одним из основных факторов благополучной старости и долголетия. Стойкая, положительная роль братьев и сестер, как объектов привязанности и транзитивных объектов подтверждается исследованиями, показывающими, как братья и сестры действуют, защищая друг друга, особенно в начале жизни и в старости.

Подумайте, как Гензель и Гретель поддерживали и успокаивали друг друга, когда заблудились в лесу; и как они вместе действовали, чтобы убить "ведьму" и найти дорогу домой. Важно отметить, что дети, имеющие брата или сестру, гораздо лучше переносят развод, чем одиночки. Братья и сестры часто служат объектами безопасной привязанности. Как писала актриса Кэтрин Хепберн: "Я ничего не могу рассказать в подробностях о моих сестрах и братьях. Они настолько стали частью меня, что я просто знаю: без них я бы не смогла быть собой. Они - моя "ниша" - моя защита ..." И все же, сама Кэтрин получила рану на всю жизнь, когда, отправившись на чердак в поисках какого-то забытого сокровища, девочка обнаружила своего любимого брата, висящим мертвым на стропилах. В ее семье, это стало запретной темой, о которой никогда не говорили.

 

Братство и сестринство обеспечивают один из самых мощных коллективных человеческих переживаний. Они – центральный образ лозунгов всех великих идеологий единства: "Брат Человеческий ", "Свобода, равенство, братство", "В сестринстве - сила! " Когда мы хотим вызвать сочувствие у незнакомца, мы автоматически используем язык братства / сестринства, как в знаменитой песне эпохи великой депрессии: "Брат, ты можешь уделить мне хоть копейку?" Монахини, медсестры и члены церковных общин – все они называют друг друга "сестра". Братства и сестринства, религиозные или светские, обеспечивают глубокое чувство идентичности, принадлежности и единения. Самый большой комплимент, который можно сказать другу, - "Ты как сестра мне", " Ты мне как брат." Многие ли из нас могут сказать то же самое о нашей собственной плоти и крови?

 

Обусловленность порядка рождения

Упрямое избегание сиблинговой динамики в глубинной психологии, на мой взгляд, напрямую связано с предвзятостью, обусловленной порядком рождения у Фрейда и Юнга. Их роль благополучных первенцев повлияла, возможно, неосознанно, на саму психодинамическую теорию. Профессор Коулз утверждает: "психоаналитическая теория, кажется, вступила в сговор с желанием быть единственным ребенком." Теория Фрейда о "семейном романе" в значительной степени - история ребенка первенца в большей нуклеарной семье. Вот только некоторые из примеров самых известных клинических случаев у детей: "Маленький Ганс" Фрейда, "Дибс: в поисках себя" Вирджинии Экслайн, и, как мы увидим, "Пигля." Дональда Винникотта. Все они, на самом деле, тематические исследования психологии ребенка-первенца.

 

Сиблинговый опыт основателей глубинной психологии, возможно, повлиял на то, что их теория игнорирует важность братьев и сестер. И Фрейд, и Юнг были успешными, чувствующими себя в безопасности первенцами, которые были относительно равнодушны как в отношениях со своими братьями и сестрами, так и к родственным вопросам, в целом. Их теории отражают предвзятость, происходящую от порядка рождения. Фрейд, любимый первенец своей матери, писал: "человек, который был бесспорным любимцем у матери, сохраняет на всю жизнь ощущение победителя, уверенность в успехе, которая часто и приводит к настоящему успеху." У него, действительно, было много братьев и сестер, но "Первый Фрейд" получил очень специфическое воспитание. Он был единственным ребенком, обладающим своей собственной отдельной комнатой и лампой. Когда он жаловался, что фортепианные упражнения сестры отвлекают его от учебы, мать приказала удалить пианино. Не удивительно, что он интерпретировал образы сна о грызунах как навязчивое присутствие нежелательных младших братьев и сестер.

 

Зигмунд, еще очень маленьким ребенком, оказался под сильным влиянием рождения и внезапной смерти своего младенца брата, Жюля. Жюль родился, когда его старшему брату было 17 месяцев, а умер, когда Зигмунду не исполнилось и двух лет. Вполне возможно, что эта краткая история братских отношений сыграла формирующую роль в развитии психоаналитической теории Фрейда. В личном письме Фрейд признавался: "Я встретил ... моего младшего брата (умершего через несколько месяцев) с недобрыми пожеланиями и настоящей инфантильной ревностью ... его смерть оставила во мне зародыш вины." Озабоченность чувством вины, на протяжении всей жизни могла иметь свои истоки в его собственном чувстве вины как брата, который выжил. Как ни странно, сам Фрейд проигнорировал, серьезность положения выжившего сиблинга, повторяющееся в некоторых его самых известных историях, таких как "Дора" и "Человек-волк". "Человек-волк" в автобиографии утверждал, что его депрессия была вызвана, не наблюдением первичной сцены (как думал Фрейд), а самоубийством сестры, которую он считал своим "единственным другом ".

 

Юнг, напротив, первые девять лет жизни был единственным ребенком, пока не появилась на свет его сестра Йоханна Гертруда, "Труди". Она никогда не играла активной роли в его жизни. Юнг писал: "В сущности она всегда была чужой для меня, но я относился к ней с большим уважением." Опыт Юнга кажется типичным для братьев и сестер, родившихся более чем за семь или восемь лет друг от друга, которые могли бы представлять психологический предел родства либидо сиблингов. Братья и сестры, выросшие со слишком большим интервалом, не проходят стадий развития вместе, они не разделяют основные эмоциональные переживания. Они часто растут как "родственники – чужие". У Юнга и его сестры действительно была сильно поляризованная идентичность. В автобиографии Юнг отмечает: "... моя сестра, [обладала] тонким и довольно болезненным характером и во всех отношениях отличалась от меня ... Я был довольно эмоциональным, в то время как она всегда оставалась сдержанной, хотя и была очень чувствительной в глубине души".

 

Тем не менее, Юнг, как и Фрейд, пережил сильную эмоциональную реакцию на рождение своей сестры, опыт, к которому он был совершенно не готов:

 

"Отец привел меня к постели матери. И она протянула мне маленькое существо, вид которого ужасно меня разочаровал: красное, сморщенное личико, как у старика, глаза закрыты. Наверно, слепые, как у маленького щенка, - подумал я. На спине у этого существа было несколько одиночных длинные красных волосинок, которые, как мне показалось, большое подошли бы обезьяне. Я был шокирован и не мог понять, что чувствую ... Внезапное появление сестры оставило во мне смутное чувство недоверия ..."

 

Рождение младшего сиблинга вызвали у Юнга чувства, которое он, возможно, никогда полностью не смог изучить. Сестра Юнга, "как будто прирожденная старая дева", никогда не выходила замуж, прожила жизнь с матерью. Незамужние сестры часто осуждены заботиться о стареющих родителях. Сестра Юнга не пережила операцию, казалось бы, вполне безопасную, и ее брат "был глубоко впечатлен", обнаружив, как "она заранее привела в порядок все свои дела, вплоть до последней детали." Эти отношения с сестрой, возможно, способствовали его пониманию природы различных психологических типов.

 

 В теории нет места для кого-либо еще 

Другая причина, пренебрежительного отношения глубинной психологии к вопросу сиблингов – это возрастающая значимость Великой Матери и, в особенности, отношений между матерью и ребенком. Начиная с работ Юнга, психоаналитическая теория переставляет акцент с обеспокоенности Фрейда образом Отца и эдиповым треугольником на усиленное внимание к Матери. Эта тенденция получила дальнейшее развитие в работах многих ученых. Важный вклад в ее укрепление внесли Рональд Фэйрберн, Мелани Кляйн, Дональд У. Винникотт, Эрих Нойманн, Майкл Фордхэм, Томас Огден, и многие другие. Каждый подчеркивает сложность этапа первичных отношений между матерью и ребенком и его критическое значение для психологического развития личности. Какими бы не были теоретические наработки, начиная с "развивающей среды" (Винникотт), "материнского симбиоза" (Малер), Великой Матери (Нойманн), "процесса де-интеграции" (Фордхэм), ощущения "базового доверия против недоверия" (Эриксон), или шизоидной (Фэрбэрн), параноидальной и депрессивной (Кляйн) или "прилегающей к аутизму " (Огден) позиции, в рамках этих теорий просто нет места для сиблингов. Поэтому они и не получили должного представительства в психической реальности. Они психологически отсутствует, по крайней мере, в теории. 

  Теории служат не только моделью работы психики, но и картами, указывающими на то, что должно быть отмечено: что важно, а что случайно; что является сигналом, а что шумом. Даже лучшие из теорий не свободны от бессознательной тенденции исключать данные, выходящие за ее рамки. Если же ведущая нас теория отсутствует, мы не обращаем внимания на то, чего не умеем видеть. В результате, во многих историях болезни вообще не сообщается о статусе сиблинга. В своей клинической практике я постоянно удивлялся тому, как часто пациенты, говоря о предыдущих методах лечения, избегают конфликта сиблингов. Женщина среднего возраста объясняла: "Я хотела бы поговорить с моим аналитиком о проблеме, возникшей в отношениях с братом. Но он настаивал, что реальная проблема состояла в моих сексуальных фантазиях о родителях." Другая женщина рассказывала, как она раньше консультировалась у терапевта: "мы никогда не обсуждали того факта, что у меня есть близнец или моих проблематичных отношений с этим близнецом и все же ... то, что я была одной из близнецов, оказало влияние на все другие отношения в моей жизни, и является центральной отправной точкой в разработке каких-либо неразрешенных конфликтов". Я задался вопросом, являются ли эти примеры результатом пренебрежения, контр-предвзятости или эти аналитики выработали такое отношение, основываясь на своих ранах, полученных в собственном сиблинговом опыте. 

В книге "Примитивный предел опыта" (The Primitive Edge of Experience) Томас Огден продемонстрировал в качестве иллюстрации клиническую историю двадцатитрехлетней выпускницы колледжа, у которой отношения с братом складывались, как если бы это был "просто еще один арендатор в пансионате." Эта пациентка проходила курс лечения у Огдена, и все же, как ни странно, он никогда концептуально не отмечал ее отсутствие эмоциональной связи с ним в контексте переноса отношений с родным братом. Более того, он признался, что "часто забывал, что у пациентки был брат". Представьте, что аналитик забывает о том, что у пациента была мать! Когда терапевт делает записи о порядке рождения или динамики сиблингов, ему не хватает теории, определяющей роль, которую братья и сестры могут играть в психической жизни. 

Знаменитый отчет Дональда Винникотта о лечении маленькой девочки по имени Габриель, известный как "Пигля ", служит примером. Дело касается эмоционального шока малыша при рождении младшей сестры. После более чем полутора лет лечения, мать написала Винникотту: "В момент рождения [сестры] Сюзанны мои опасения были очень сильными - забыла ли я вам сказать, что у меня есть брат? Его рождение меня очень возмущало, а родился он, когда я была точно того же возраста, что и Габриэль, когда родилась Сюзанна." Винникотт пренебрег возможностью спросить мать есть ли у нее братья и сестры, хотя в настоящее время широко распространено мнение, что родители могут неосознанно повторять собственные проблемные сиблинговые переживания в отношениях со своими детьми. Винникотт не делает никаких замечаний по поводу драматического откровения матери, которое также не повлияло и на лечение.

Винникотт по праву считается одним из самых плодотворных мыслителей, но он, кажется, не может думать о сиблингах, даже когда Пигля настаивает на том, чтобы ее называли по имени ее младшей сестры. По прошествии времени, нам представляется, что Сюзанна, вероятно, сыграла для Пигли роль "теневого сиблинга". Теневой сиблинг получает проекцию всего, что является нежелательным или неприемлемым для самого человека. Ему и завидуют и ненавидят за те же самые качества.

Следовательно, теневой сиблинг - противоположность идеального брата, компенсаторно негативный и бессознательный образ. Эти теневые образы могут оказывать интенсивное, но скрытое влияние на отношения с фактическим сиблингом, когда они не отличаются от реальных.

В другом месте, Винникотт действительно обращал внимание на то, как рождение младшего брата или сестры может дать ребенку старшего возраста возможность получить опыт, с помощью которого ненависть к сиблингу может со временем будет преобразована в братскую любовь (а также в понимание того, что родители по-прежнему любят друг друга). Это вполне может быть правдой, но обратите внимание, что Винникотт концептуализирует опыт сиблинга исключительно с точки зрения первенца.

Такое превращение ненависти в любовь, кажется, безусловно, относится и к Пигле-Габриели, чья мать написала в конце лечения: "Габриель очень близка к Сюзанне, держит ее на ручках с большой осторожностью, обхаживает ее, часто бывает посредником между ней и нами. Мы поражены тем, насколько часто она переубеждает ее, отвлекая внимание какой-то выдумкой, а не путем прямого нападения. Хотя иногда она взрывается и беспомощно поддается ревности, а Сюзанна не может ничего понять. На днях, в разгар ожесточенной борьбы, она вдруг поцеловала Сюзанну и сказала: "Но ты мне все равно нравишься." У Сюзанны совсем другие реакции: она то и дело смотрит на Габриель, горячо и беспощадно стремясь уничтожить ее превосходство".

 

Исследования показывают, что опыт Габриель довольно типичен. Начальное разочарование (обычно выражаемое как агрессия, направленная в сторону матери и реже - к ребенку) постепенно переходит в прочное общение.

Подобная культурная фантазия способствует возникновению глубокому чувству близости, происходящему от соединения родственности и эроса, в лице одного, хорошо знакомого человека. Мифология всего мира описывает множество примеров браков между сестрой и братом. Наиболее известны Зевс и Гера в греческой мифологии, Исида и Осирис в египетской, Идзанами и Идзанаги в японской традиции или Фуси и Нува в Китае. Жан Кокто в классическом "Избалованном ребенке" (Les Enfants Terribles) представляет невинный случай детского инцеста, заканчивающийся очень плохо. Архетипический образ возлюбленного брата/сестры также оказывается центральным для древнеегипетской любовной поэзии: "Я нашел моего брата в моей постели. // Мое сердце радуется сверх всякой меры. Рот моей сестры - это бутон розы // Ее грудь – благовония". Песнь Песней дает поэтическое выражение этой уникальной близости: "Ах, почему ты не мой брат, вскормленный у груди матери моей!" (Песнь Песней 8:01 ; JB ), а взамен "Моя сестра, моя обетованная невеста, ты похитила мое сердце" (Песнь Песней 4:09 ;. JB) Стихи дают символическое выражение этого "внутреннего брака" с идеальным сиблингом.

 

Пожалуй, в наиболее острой форме эта традиция касается истории Адама и Евы. В большинстве английских версий Библии Адам, первый мужчина, созданный до Евы, которая затем была сконструирована из его tzela . Еврейское слово "tzela" обычно переводится как "ребро", но в равной степени может означать "бок/сторона". В самом деле, в еврейском тексте Библии слово "tzela" появляется тридцать девять раз и в подавляющем большинстве случаев это означает "сторона". Если мы будем следовать древнееврейской традиции, которая прочитывает tzela Адама как "сторону", то Адам был не мужчиной. Он сначала был создан как андрогинный сиамский близнец, в котором половинки мужчины и женщины были соединены вместе – с двух сторон. Эта интерпретация разрешает очевидное противоречие во второй истории сотворения в книге Бытия 5:1-2: в которой четко говорится: мужчиной и женщиной сотворил их. Точка зрения бисексуального, неразделенного состояния отражает юнгианский взгляд на психику, как содержащую одновременно женское и мужское начала в первоначальном единстве, до разделения сознания на противоположности. Роковая божественная хирургия разделила мужскую и женскую половины. В результате, Адам и Ева, брат и сестра смогли развернуться, выйти из тени и впервые увидеть друг друга, лицом к лицу. Напряженность в отношениях между известным и неизвестным, питательная среда любви, трогательно выражается во вскрике Адама, когда он распознал Еву: "На этот раз, это она! Кость от костей моих плоть от плоти моей" (2:23). Этот мощная традиция сиамских близнецов ясно указывает, что в соответствии с иудейской версией творения, естественное, изначальное состояние человечества – это когда брат и сестра становятся мужем и женой.

 

Когда внутренняя ситуация не является сознательной, снаружи она кажется перстом судьбы. К.Г. Юнг

 

Юнг о братьях и сестрах

 

Юнг действительно понимал психологическую важность архетипов братьев и сестер. В "Ответе Иову" (AnswertoJob), он писал: "У Яхве был один хороший сын и один неудачный. Каин и Авель, Иаков и Исав, соответствуют этим прототипам, и так, во все времена и во всех частях мира, существует мотив враждебных братьев, которые в бесчисленных современных вариантах до сих пор вызывают разногласия в современных семьях и доставляют работу психотерапевту".

 

Эмма Юнг прочитала две лекции на тему "мотив брата" в клубе психологии в Цюрихе, которые были потеряны (печальная синхрония). Юнгианская психология по большей части черпает вдохновение в мифологии и сказках, где предостаточно рассказов о сиблингах и напряженности. Например, в сказках братьев Гримм младший сын, который на первый взгляд кажется презираемым простаком, выступает как победоносный герой в 92 % случаев. Символически он интерпретируется как представляющий недооцененный, подавляемый аспект личности. Эдвард Эдингер, автор книги "Библия и психика: символизм индивидуации в Ветхом Завете" (TheBibleandthePsyche: IndividuationSymbolismintheOldTestament), писал, что близнецы Иаков и Исав представляют существующее в психике разделение между "эго и тенью и эго и Я". Сиблинги во снах и фантазиях также понимаются как символы различных частей личности, обычно анимы, анимуса, или тени. Марио Якоби действительно обсуждал различие между внешней и внутренней сестрой в связи со сном. Джон Биби, который положил начало первым чтениям памяти Эрнеста Фая (Fay Lectures), пишет о своем архетипическом сиблинговом контрпереносе как "переносе на брата, такого же страдальца, позволяющем наслаждаться отсрочкой от трудностей взросления, и как модели для анимуса, соотносимого с некоторыми творческими аспектами личности... переживания Самости ... [как]' органа принятия". Юнг и юнгианцы поняли мифическую силу, стоящую за архетипами сестры и брата. Но что лежит в основе понятий "быть сестрой" и "иметь брата"? В чем сама суть архетипического опыта сестер и братьев? 

William-Adolphe_Bouguereau_(1825-1905). Две сестры (1901)...Практически каждая биологическая система показывающая тесную связь между генетически близкими родственниками, неизбежно содержит сдвиг в равновесии между стимулами для эгоизма и для альтруизма.

 

Глава 2 Архетип сиблинга: континуум сотрудничества-соревнования

 

Как психолога и антрополога, меня часто поражает контраст отношения к братьям и сестрам в каждой из дисциплин. Психология и особенно глубинная психология делает акцент на сознательном и бессознательном конфликтах в контексте «соперничества между детьми», «развенчания» или даже смещения супружеских конфликтов в сторону того, что называется эдиповыми родственными треугольниками. С другой стороны, в антропологии, братья рассматриваются гораздо более положительно в качестве основного социального "клея", на котором удерживаются целостность общества. В некоторых местах объединение братьев и сестер представляет собой основную метафору устройства общества. Глядя на картину в целом, можно констатировать: братья и сестры, независимо от того, сколько они борются между собой, обязательно должны объединиться для отражения внешней угрозы. Как говорит арабская пословица: "Я - против моего брата, мой брат и я - против моего двоюродного брата, мой двоюродный брат, брат и я - против всего мира". 

Юнг учил, что каждый архетип имеет два противоположных полюса. Великая Мать представляет все любящее и плодородное начало Матери-Земли, а также пожирающего, разрушающего, регрессивного дракона: и Мать Марию и Медузу. Кроме того, мы можем рассматривать архетип брата/сестры как имеющей противоположные полюса. На отрицательном полюсе континуума находится соперничество, ненависть и убийственная ярость, основанная на хроническом конфликте доминирования и иерархии, изображенном во многих сказках братьев Гримм, в историях Ромула и Рема, Сета и Осириса или трех сестер в "Короле Лире" Шекспира. Биологи-эволюционисты отметили условия, когда братоубийство ожидаемо: ​​"Когда для потомков одного поколения недостаточно имеющихся ресурсов для выживания (или есть вероятность недостаточности ресурса), соперничество между детьми может стать фатальным ..." В животном мире, убийственная агрессивность братьев и сестер иллюстрируется стаей гиен, которую возглавляет самка, выбранная за ее способность безжалостно убивать собственную сестру-близнеца. Даже Медея, прежде чем убить своих детей, убила брата. 

Сходное братоубийство описано в Книге Судей, глава 9, где Авимелех убивает семьдесят своих братьев по пути к установлению жестокой диктатуры. Точно так же, турецкий султан Магомет II, содержал всех царских братьев и сестер в клетках, пока не был произведен на свет наследник, после чего все братья были задушены с помощью специального шелкового шнура. Мой брат - мой убийца.

 Анна Квиндлен дает острое определение отношений с братом, одержимым ненавистью: "Наиболее яркой эмоцией моего детства, которую я могу пробудить даже сейчас, была ненависть к брату Бобу. Правда, слово "ненависть", простое и мощное, как удар в живот, даже близко не отражает чувство, которое я помню... Виртуальный спектр отрицательных эмоций - презрение, отвращение, пренебрежение - вот, какой я помню мою жизнь с братом ... Есть нечто настолько чистое и бескомпромиссное в этом чувстве, как вкус лимона или укол шипом. На самом деле, становится почти приятным, когда думаешь об этом, в моем современном мире, где я научилась срезать острые края опыта, быть двойственной, двусмысленной, идти на компромисс. Я ненавидела его. О, как я его ненавидела. Я могу уже рассказать эту историю, потому что теперь я люблю своего брата, так же яростно, как я когда-то ненавидела его".

 

На положительном полюсе проявляется глубокая солидарность, близость и единство с любимым родным человеком, показанные в историях о Гензель и Гретель, Аполлоне и Артемиде, Касторе и Поллуксе, Исиде и Осирисе, близнецах у Шекспира в "Двенадцатой ночи". В той же саванне, как и у гиен, так и у их вечных соперников, есть истинное сестринство. Прайды львов организованы вокруг группы сестер (и других родственниц); самцы львы могут приходить и уходить, но прайд продолжает действовать как кооператив, жизнеспособное сестринство львиц. Я думаю, наша жизнь как братьев и сестер разыгрываются в этом "континууме сотрудничества-конкуренции". Мы, вероятно, сможем узнать больше о лояльности и конкуренции со стороны наших сестер и братьев, чем от кого-либо еще. Как высказалась одна сестра: "Я не понимаю, как люди учатся жить в мире, если у них не было братьев и сестер ... Все, что я узнала о переговорах, территориальности, сосуществовании, неприязни, врожденных различиях и любви вопреки знанию, все это я узнала от них четырех: Боба, Майка, Кевина и Терезы​​. Они во многом были моей вселенной, даже в большей степени, чем мои родители."

           

Типология отношений между сиблингами

 

Существует несколько теоретических обоснований для обсуждения качества родственных отношений. Одна из классификаций основана на том, какие отношения существуют между сиблингами: интимные (глубоко посвященные "лучшие друзья"); близкие по духу (теплая забота, но иногда выражается раздражение или они конкурентные "хорошие друзья"); лояльные ("кровь - не вода" – предлагать помощь, когда это необходимо); апатичные ("никогда не близки, даже в детстве"); враждебные (держат дистанцию ​​с глубокими чувствами гнева и обиды). В своей новаторской книге "Сиблинговые связи" (TheSiblingBond) Банк и Кан разработали более подробную типологию "Модели идентификации и отношений между братьями и сестрами". Эта структура основана на степени идентификации (близкой, частичной, далекой) и типах отношений. Они различают восемь основных моделей в континууме сотрудничества-соперничества, начиная от полного слияния до невыразимой враждебности:

 

Сплавленные близнецы: "Мы – как единое целое, мы одинаковые. Между нами нет никакой разницы".

 

Размытое слияние: "Я не уверен, кто я. Может быть, я могу быть таким, как ты".

 

Поклонение идеальному герою: "Я так тобой восхищаюсь, что я хочу стать таким, как ты".

 

Взаимозависимость, преданное принятие: "Мы с тобой похожи во многих отношениях. Мы всегда должны и заботиться друг о друге, несмотря на наши различия ".

 

Динамическая независимость, конструктивная диалектика: "Мы похожи, но разные. Это является сложной задачей и создает возможности роста для нас обоих".

 

Враждебная зависимость, деструктивная диалектика: "Мы во многом отличаемся. Мы не особо похожи друг на друга, но мы нужны друг другу в любом случае".

 

Жесткая дифференцированность, поляризованный отказ: "Ты так отличаешься от меня. Я не хочу зависеть от тебя и я никогда не хочу стать таким, как ты".

 

Отречение, де - идентификация: "Мы полностью отличаемся друг от друга. Я в тебе не нуждаюсь, ты мне не нравишься и мне все равно, если я никогда не увижу тебя снова".

Современный израильский автор Бенджамин Таммуз описывает крайний случай теневого брата, иллюстрирующий сплавленных близнецов: Я всегда хотел всего того же, что и мой брат, и всю мою жизнь я ему завидовал и пытался ему подражать... Существовал ли я вообще? Возможно ли, что я был всего лишь мечтой о моем брате?

 Ранние отношения Льва Толстого с его братом, Сергеем могут служить примером размытого слияния. Толстой писал: "Я копировал его. Я любил его. Я хотел быть им."

 

Величайшая трагедия заключается в том, что слишком часто братья и сестры занимают разные эмоциональные позиции по отношению к друг другу. Один может быть примером идеализации, в то время как другой де-идентификации, другой - враждебной зависимости, а его сиблинг это время пытается с ним объединиться. Братья и сестры часто оказываются вовлечены в сложный и ранящий танец близости. Только если братья и сестры являются взаимозависимыми или динамически независимыми, они могут достичь счастливого равновесия. Сиблинговые отношения далеки от статических и могут изменяться динамично. Как мы увидим в следующей главе, Каин движется от начальной взаимной зависимости, верного принятия до враждебный зависимости, а затем к поляризованному отказу и, наконец, отрекается, оказавшись в де-идентификационных отношениях с его братом, Авелем.

 

 

Наши семьи как дома; вы получаете комнату, которая еще не занята.

 
Семейные ниши, поляризованная идентичность и развенчание.

Сестры и братья делятся большим количеством общего, чем любые другие человеческие существа - как с точки зрения генетического наследия, так и домашней обстановки. У них есть много сходного и в природе, и в воспитании. Можно было бы ожидать, что сиблинги будут чрезвычайно похожими. Тем не менее, генетики бихевиористы обнаружили, что братья и сестры похожи между собой не более, чем чужие люди. "Почему дети в одной семье так отличаются друг от друга?"

 

На мой взгляд, наиболее убедительный ответ на этот вопрос вытекает из работы Франка Сэллоуэя "Рожденные бунтовать: порядок рождения, семейная динамика и творческая жизнь" (Frank Sulloway’s BorntoRebel: BirthOrder, FamilyDynamicsandCreativeLives). Сэллоуэй объясняет поразительные различия между братьями и сестрами, используя аналогию с экологическими нишами в эволюционной биологии, например, подобно зябликам у Дарвина.

 

Братья и сестры одновременно живут и не живут в одной семье. Первенец в семье имеет возможность выбрать любую нишу и большинство из них выбирают нишу, типичную для первенцев. Второй ребенок входит в семью, когда, по крайней мере, одна ниша уже занята, и он должен искать другую доступную нишу. Если ниша первенца занята, ему придется искать в другом месте. Если по причинам темперамента, инвалидности или болезни, старший сиблинг не занимает нишу первенца, эта ниша становится доступной тому, кто родился позже, который теперь может развивать "командные" характеристики типичного первенца. Отношения между сиблингами будут в значительной степени определяться относительным положением оккупированных ниш в семейной системе. Каждый брат также получает различный набор родителей, которые отличаются по возрасту, опыту, богатству или счастью в момент рождения каждого ребенка. Перефразируя Гераклита: "Вы никогда не можете войти дважды в одну и ту же семью."

 

Когда ниши являются взаимоисключающими, каждый сиблинг, разрабатывает "поляризованную идентичность" к другому. Если один плохой, то другой будет хороший; если одна сестра считается красивой, то другая станет прилежной, возможно, чтобы скрыть тот факт, что она чувствует себя некрасивой; если он любимец у матери, то другой будет любимцем отца или ничьим любимцем. Каждый сиблинг формируется в тени другого: личность одного становится негативной идентичностью другого. Бессознательно такое поляризованное тождество принимает вид: "Я не то, что ты есть". Поляризация будет самой экстремальный для "братьев и сестер с высоким уровнем доступа", аналогичных по возрасту и полу, которые имеют наибольшую потребность дифференцироваться друг от друга.

 

Ниша первенцев размещает их ближе к родительским ценностям, к тому чтобы воплотить и проводить родительские ожидания и, следовательно, к более высоким достижениям. Сэллоуэй объясняет, почему первенцы, более вероятно, проявляют гнев и мстительность:

У первенцев есть больше оснований ревновать своих братьев и сестер, чем у тех, кто родился позже. Каждый первенец начинает жизнь со стопроцентного родительского вклада. Тех, кто родился позже, с самого начала разделяют между собой родительский вклад. Таким образом, снижение родительской заботы в связи с новым родным братом или сестрой никогда не причиняет той же степени страдания от появления нового ребенка. Родители могут попытаться воспрепятствовать ревности, и первенцы часто могут подавить в себе это чувство. Тем не менее, когда родители не видят, проявление ярости первенца может быть эффективным способом запугивания младших братьев и сестер ... Братья и сестры, к огорчению своих родителей, часто одержимы вопросами распределительной справедливости ("Кто получил больше?") как способа проведения повторных оценок родительских инвестиций.

 

Поскольку они отождествляются с установленным порядком, первенцы, как правило, более консервативны, более склонны утверждать свою власть, и менее открыты для новых впечатлений. Младшие дети приходят в семью с другими детьми, и поэтому, как правило, имеют лучшие социальные и межличностные навыки. Они более открыты для опыта, путешествий, новых идей и революционных идеологий, которые подразумевают свержение установленного порядка. Младшие дети могут позволить себе роскошь не взрослеть, когда рождается другой ребенок. В то же время, существует опасность того, что они никогда не будут взрослеть или не преодолеют свою идентичность как "ребенка" в глазах старших братьев и сестер.

 

 В отличие от Сэллоуэя, Альфред Адлер утверждал, что при определенных условиях младший ребенок с сильным стремлением к власти, способный проявить себя, может оказаться самым успешным сиблингом. Такие младшие сверхуспевающие дети могут добиться успеха только тогда, когда ниша первенца, традиционно ориентированная на достижения, не достаточно хорошо занята, как это было в случае самого успешного "​​младшего брата" в Писании царя Давида. Прелюдия к его знаменитой битве с Голиафом (I Царств 17:12-58) предоставляет классический обмен динамики между старшим и младшим братьями. Илия, первенец, неожиданно видит Давида на поле боя и говорит: "Зачем ты пришел сюда? Он сказал. "На чье попечение ты оставил тех немногих овец там в пустыне? Я знаю твою дерзость и твое ​​злое сердце; Ты пришел посмотреть на сражение. "Давид ответил: "Что я сделал? Я даже говорить не имею права? "(I Sam 17:28-9, JB).

 

Старший брат властный и унижает другого, в то время как младший борется за признание и статус. В библейской сиблинговой психологии, один из центральных конфликтов возникает между фиксированной иерархией сиблингов ("Я первый и не забывай об этом!") и гибким сиблинговым равенством ("Мы, братья и сестры все равны и мы вместе"). В целом, первенцы получают наибольшую отдачу от иерархии; позже рожденные склонны настаивать на сиблинговом равенстве, или даже свергнуть установленный порядок в семье. Худшие случаи сиблингового насилия возникают вокруг конфликта между иерархией и равенством родных братьев. Если равенство не будет достигнуто, проблема может стать неразрешимой. Хорошим примером является исследование Сэллоуэем биографий пионеров от науки, которое показало, что первенцы, такие как Ньютон и Лейбниц, горько и бесконечно боролись за приоритет, в то время как более поздние дети, такие как Дарвин и Уоллес, почти всегда спокойно шли на компромисс.

 

Старшие братья и сестры не могут быть единственными обладателями бурных фантазий. Моисей, как и Давид после него, еще один пример успешного младшего брата. В своем сублимированном желании свергнуть установленный египетский порядок, основанный на наследственном праве, Моисей в прямом смысле слова реализует мстительные фантазии младшего брата, когда (с Божьей помощью) все египетские первенцы умирают в десятой и заключительной эпидемии чумы. Символично, это Десятая казнь демонстрирует месть младшего ребенка, обращенную не только на старшего брата, но на сам принцип первородства, в котором старший сын пользовался наибольшим благоприятствованием только из-за их очередности рождения.

 

Идея ниш также помогает объяснить сиблинговую психологию единственного ребенка. Единственный ребенок воплощает родительские ожидания для обоих полов, и таким образом, символически должен восприниматься и как "сын", и как "дочь". Такой ребенок занимает несколько ниш в одно то же время. В результате такой ребенок, скорее всего, будет отображать как мужские, так и женские характеристики. Единственные дети могут быть одинокими: им не с кем поделиться внутренним миром детства, извлечь уроки из очередности или усмирением агрессии, но это не всегда так. На другом конце жизненного цикла, единственный ребенок в семье часто испытывает трудности при ухаживании за престарелыми родителями, ему не с кем делить это бремя. Но с точки зрения Юнга, ключевым элементом является то, что в отсутствие реальных братьев и сестер, они могут компенсировать и развивать более глубокие отношения со своими внутренними сиблингами, воображаемыми товарищами, которых они встречают в игре, мечтах, активном воображении и т.д. Единственные дети, у которых есть сильная связь с этими внутренними сиблингами никогда не будут чувствовать себя действительно одинокими. Единственные дети, которые не могут воображать себе этого, испытывают экзистенциальное одиночество в мире без братьев и сестер и с чрезмерной привязанностью к родителям. Некоторые из самых мощных снов, которые я когда-либо слышал, были те, в которых присутствует брат или сестра единственного ребенка. Томас Мур рассказывает сон о женщине, собирающейся замуж. Ее брат намеревался разрушить свадьбу, потому что был в нее влюблен. При этом, во внешнем мире у нее не было брата. Хелен Браммер, английский юнгианский аналитик, в настоящее время работающая в Торонто, говорит о том, как эти "ночные братья и сестры" занимают свое место в нашей психической семье. Она также задается вопросом, несут ли братья такую ​​же эмоциональную значимость для женщин как сестры для мужчин.       

 

Ниши могут также помочь объяснить последствия гендерного влияния старших братьев и сестер на младших. Мальчик со старшим братом (братьями) имеет тенденцию быть более "мужественным" (а также, скорее всего, стать геем); девочка со старшей сестрой (сестрами) имеет тенденцию быть более женственной.

 

В метафорическом смысле братья и сестры часто делят психологическое пространство, которое они разделяют в семейной среде. Как мы увидим, это разделение может принимать различные формы, некоторые более разрушительные, некоторые более доброкачественные. В греческой мифологии Зевс силой, но успешно делит мир со своими братьями Посейдоном и Аидом. Каждый брат является абсолютным правителем своей области, будь то Олимп, океаны или подземный мир. Когда психологическое пространство делится по принципу или/или, ("все, что твое, - не мое"), то брат или сестра становится тенью сиблинга, как упоминалось выше. Теневые сестры или теневые братья делят мир между собой, а затем запрещают другому войти в их психологическую территорию. Разделение мира и позволение другим войти на свою психологическую территорию ставит сиблингов в бессознательную зависимость друг от друга во имя конечного ощущения целостности. Теневому брату завидуют и его ненавидят за те качества, в которых отказываешь себе. Результатом такой поляризации является то, что некоторые атрибуты, личные качества и характеристики объявлены "вне пределов" и "вне границ" у других братьев и сестер. Поскольку братская идентичность основана на поляризации, вход в их царство воспринимается как своего рода символическое вторжение или даже, объявление психической войны. "Если я умная сестра, я никогда не могу быть красивой. Пытаясь быть красивой, я вынуждена вторгаться на территорию моей сестры. Если я никогда не вторгаюсь на ее психическую территорию, я никогда не столкнусь с красивой стороной себя, и я проживу жизнь, отрезанная от нее, так же, как моя сестра никогда не соединиться с ее собственным интеллектом". Жить в рамках поляризованных идентичностей - жить в мире фрагментации.

Статья дана в сокращении,  полностью она тут.