Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 Психология стыда. Унижение и мазохизм

Марио Якоби. Стыд и истоки самоуважения

(Марио Якоби - доктор философии, психолог, юнгианский псхихоаналитик, бывший  директор Института К.Г. Юнга в Цюрихе)

 

Комплекс неполноценности

Так называемый комплекс неполноценности очень тесно связан с беспокойством, вызываемым стыдом. Поэтому следует осмыслить данное понятие, ставшее частью нашего повседневного языка.

Оно основано на идее, что определенные части личности оцениваются как ущербные (я могу ощущать себя уродливым, невежественным, бесталанным, небольшого роста, толстым, непопулярным и т. д.). Такие мысли сопровождаются сильным чувством недовольства собой, даже ненависти к самому себе. Зависть и ревность тоже играют свою роль.

Мы завидуем всем тем, кому, похоже, улыбнулась судьба. Мы невольно сравниваем себя с другими, особенно с теми, кого считаем во многом лучше нас. Кажется, что эти люди взирают на нас пренебрежительно, вызывая чрезвычайно неприятное чувство стыда. Для того чтобы избежать такого болезненного состояния, а также зависти и ревности, человек зачастую использует защитный механизм идеализации. Если я водружаю Других на пьедестал, на котором они кажутся особенными и недосягаемыми, то я могу принять их превосходство, Я могу восхищаться ими потому, что неординарность выносит их за рамки выдуманного или реального соперничества.

Для людей с острым чувством собственной неполноценности открытое соперничество часто связано со стыдом. Участие в том или ином соревновании может выявить самонадеянную переоценку самого себя. Поэтому чувство соперничества маскируется стыдом. Но как преодолеть тяжкое чувство собственной неполноценности? Большей частью только неудовлетворительные или нереалистичные средства приходят нам на ум.

Например, мы рассуждаем так: «Если бы только я не был таким забитым, если бы только я был находчивее, привлекательнее, умнее, стройнее. Если бы только у меня не было такого безобразного носа или плохой кожи».

   За такими желаниями изменения в лучшую сторону обычно скрывается идеальный придуманный образ самого себя, суть которого не так легко ухватить. Реально же мы чувствуем лишь угнетающее расхождение между придуманным образом, который нам хотелось бы воплотить, и нашим чувством несоответствия на его фоне. Иногда такой придуманный образ проявляется через проекции. Идеализация - не всегда только защита. Иногда мы проецируем наш эго-идеал на других в надежде хоть чуть-чуть «влезть в их шкуру» или хотя бы стать похожими на них,
психология стыда, что такое комплекс неполноценностиКто устанавливает стандарт, по которому я меряю свое достоинство или его отсутствие?

Когда кто-то испытывает чувство собственной неполноценности, он принимает этот стандарт безоговорочно, покорно воспринимая его, как указание неоспоримо авторитетного знатока. Но, по-моему, этот эксперт сам нуждается в изучении; неоспоримые стандарты обычно являются следствием отношений, интернализированных в детстве. Как мы увидим позднее, одной из задач психотерапии является переоценка этого одобряющего/осуждающего авторитета. Большую свободу можно ощутить, обнаружив бессознательные связи между таким авторитетом и системами ценностей, воплощенными в значимых других из нашего прошлого.
Во многих случаях такой осуждающий авторитет соответствует не только интернализированной системе родительских ценностей, но и грандиозной самости. Это особенно справедливо, когда доминирует некоторый перфекционизм: «Кем бы я не был, чего бы я не достиг — это не будет достаточно хорошим».

Поиск совершенства становится тогда всепоглощающим занятием, хотя этот первоначальный запал улетучивается при малейшем разочаровании. Любое проявление своих недостатков становится причиной стыда, толкая человека в пучину унижения и ненависти к себе. В то же самое время он стыдится даже иметь желание когда-нибудь достичь чего-то выдающегося.
Здесь мы могли бы остановиться и задать вопрос — всегда ли в основе комплекса неполноценности лежат невыполнимые требовании внутреннего судьи? Не может ли это также быть осознанием своей реальной неадекватности, тем самосознанием, которое могло бы подсказать личности воспользоваться полезными обучающими программами? В чем различие между комплексом неполноценности и пониманием своей «действительной" неполноценности, причем и то и Другое может вызывать стыд? Другими словами, что является критерием нашей оценки?
психолог. психотерапевт и психоаналитик о стыде, унижении и позореАналитическая психология Юнга считает, что критерий (от греческого krites — судить) в конечном итоге имеется у каждого из нас. Если мы научимся слушать внимательно, то сможем различить что-то наподобие «голоса» внутренней Самости и выработать восприимчивость к тому, что "звучит" для нас как истинное. Такой внутренний голос не бывает громким, и может зазвучать только после многих «проб и ошибок». С практической точки зрения лучше всего рассмотреть различные интерпретации чувства собственной неполноценности и учитывать материал сновидении, если они есть. Тогда мы сможем обнаружить, является ли ощущение неполноценности отдельных своих частей правильным. Приведут ли наши несовершенства к комплексу неполноценности, зависит от отношения к своим недостаткам и от того, вызовут ли специфические недостатки — ума, тела, характера — глобальную отрицательную самооценку.

Одной из характеристик комплекса неполноценности является то, что он, как магнит, притягивает к себе большую часть психического опыта, подчиняя его своей "силе". (Jung 1939; Jacoby 1959, Kast 1980).

Другими словами, мы не только воспринимаем свои ограничения и недостатки очень болезненно, пытаясь исправить их или примириться с ними; признание отдельного дефекта может оказывать влияние на весь наш внутренний настрой. Мы также должны учитывать возможность, что люди с бессознательной потребностью в причинении себе боли будут выискивать у себя настоящие недостатки для оправдания чувства полной неудовлетворенности собой. Комплексы имеют архаические корни. Следовательно, когда они начинают доминировать, то передают отношение «все или ничего». Осознание конкретных специфических недостатков перерастает затем в убежденность в своей полной ничтожности — благодатную почву для склонности к стыду.
Общеизвестно, что К. Г. Юнг разработал типологию отношений (экстравертированность и интровертированность) и функций сознания (мышление, чувство, интуиция и ощущение) (Jung, 1921). Он пришел к выводу, что все эти установки и функции нам нужны в жизни, но мы никогда не сможем развить их все в равной степени. В большей степени мы развиваем ту функцию, которая ближе всего нашим врожденным талантам (так называемая «основная» или «главная» функция, наряду с вторичной или «дополнительной» функцией). К.Г. Юнг назвал функцию, которая осталась самой неразвитой и не недифференцированной, «низшей» функцией.
Мы не можем провести здесь исследование, до какой степени теория типов Юнга все еще верна. Тем не менее, именно концепцию низшей функции я считаю относящейся к настоящей теме. Неадекватное или неправильное поведение относится к психической области, описываемой низшей функцией. Например, если я знаю, что мышление является моим слабым местом, то мне придется жить с сознанием того, что острая, как бритва, логика — не мое оружие, что я всегда проигрываю в шахматы, что чувствую себя глупо и приниженно за компьютером. Моей основной функцией, соответственно, будет чувство, а моей силой — разборчивость и способность оценивать и взвешивать дело со всех сторон. И возможно у меня будет к тому же особый талант эмпатии.
В дружеских отношениях иногда может наблюдаться следующая динамика: человек А чувствует себя ущемленным рядом с партнером Б потому, что первый всегда придерживается реальных фактов и конкретных вещей, в то время как его друг Б, похоже, быстро улавливает внутренние скрытые качества людей, их мысли, мотивации и манеру поведения. Но, затем и сам человек Б сталкивается с трудностью при ориентации в здесь и теперь возникающей ситуации, в организации своего времени и упорядочивании своей жизни. Он имеет склонность отдавать эти функции партнеру А, потому что в них — его сила. В этом случае партнер А имеет дело с «низшей» функцией ощущения партнера Б, сам же партнер А способен использовать свои ощущения очень дифференцировано. Основной функцией партнера Б является интуиция.
Такая стереотипная схема должна служить примером проявления низшей функции. Что мне хотелось бы подчеркнуть, так это то, что слабости и недостатки можно рассматривать как проявление отдельных особенностей личности. Это не значит, что низшая функция не может завести вас в вызывающие стыд ситуации, или что вы можете избежать самобичевания. Это также не мешает некоторым юнгианцам прикрываться этой теорией, используя свои низшие функции в качестве дешевых оправданий своей бестактности, безответственности или глупости.
Низшая функция может легко выродиться в комплекс неполноценности, жертвой которого сразу станет самоуважение. Например, я думаю о молодой швейцарской женщине, которая страдала от глубокого нарушения чувства собственного достоинства. Такое нарушение было вызвано, среди прочих причин, тем фактом, что она была необычайно интровертированной интуитивной личностью, которая жила в мире предчувствий, фантазий и образов. Из-за того, что ее «низшей» функцией было ощущение, этой молодой женщине было трудно вести домашнее хозяйство по всем правилам. Она просто не замечала пылинок на мебели и поэтому не вытирала их. В наши дни в настоящей швейцарской семье придается очень большое значение образцовому ведению домашнего хозяйства. Если гости вынуждены уйти с впечатлением, что жилище представляет собой хлев, то хозяйку охватит унизительное чувство стыда. Такое общественное отношение осложняло жизнь моей пациентки с ранних лет. Ее прозвали "глупой гусыней", которая не может даже заметить пыль на мебели; говорили, что из-за своей глупости она никогда не найдет себе мужа. Те же самые люди осуждали ее склонность к созерцанию и фантазированию как мечтательность и потусторонность. Неудивительно, что позднее она страдала от разрушительного недовольства собой, сильного ощущения собственной неполноценности и мучительного чувства стыда.
Именно родители, отдающие предпочтение тому типу поведения, которому к несчастью довелось стать низшей функцией, и принижающие его развитые функции, мешают ребенку в его поисках идентичности. Например, в академически ориентированной семье могут не придавать ценности утонченным и дифференцированным чувствам. Также в ней могут не признавать талант к «ощущению» — функции, направленной на практические дела. Скорее всего, они будут придерживаться веры в превосходство науки и функции мышления.
высокомерие и психология, психотерапия отстраненности. стыдаКомплекс неполноценности связан с сильной чувствительностью к стыду.

Альфред Адлер, который первым ввел этот термин, считал, что отчаянное желание достичь личной значимости (Geltungsstreben — честолюбивый замысел, Geltungssucht — честолюбие) следует рассматривать как «сверхкомпенсацию», как реакцию на бесконечный стыд, который личность испытывает за предполагаемую собственную неполноценность. В терминах современной теории нарциссизма это будет эквивалентно идентификации с грандиозной самостью, которая проявляется как «нарциссическая грандиозность». Конечно, такая раздутая грандиозность грозит рассыпаться, как карточный домик, при малейшем ударе. Одним из способов избавления от бездны стыда является чувство ярости из-за наглости того, кто осмеливается подвергнуть сомнению мою грандиозность. Однако в «момент истины» мы можем ощутить стыд, который сигнализирует об отклонении от «чистой» правды в понимании Аристотеля. Другими словами, можно научиться осознавать свои инфляции. И когда найдется отражающее их зеркало, мы сможем здоровым образом устыдиться наших преувеличенных, иллюзорных желаний.
Другой способ отделаться от чувства собственной неполноценности и постоянной опасности стыда заключается в том, чтобы избегать человеческих контактов, прятаться за персоной, маской, изображающей холодность и отрешенность. Многие из тех, кто страдает от этой проблемы, просто изумились бы, узнав, что другие считают их гордыми и надменными, и что в этом источник их непопулярности. Это не совпадает с их собственным чувством неполноценности и страхом стыда. Они попадают в порочный круг, в следующий психологический паттерн: «Я должен уберечь себя от того, чтобы другие узнали, что я на самом деле ничего собой не представляю, так как это толкнет меня в бездонную яму стыда — я буду вычеркнут, занесен в черный список и презираем всю оставшуюся жизнь. Так как страх стыда заставляет меня насколько возможно избегать контактов, я становлюсь изолированным от других людей. По-видимому, никто не хочет иметь со мной дело, что в лишний раз подтверждает ту низкую оценку, которую я даю себе сам. И чем сильнее я ощущаю свою неполноценность, тем больше мне хочется избегать общения». Для разрыва такого порочного круга требуется длительный курс психотерапии.
Противоположная установка у тех, кто спекулирует своим чувством неполноценности, рассказывая всем и каждому о своих недостатках, независимо от того, хотят ли их слушать. Это еще одна форма защиты от внутренних страдании. Она несет с собой надежду, что человек заслужит уважение именно благодаря такой самокритике. За таким поведением обычно лежит бессознательное стремление самому раскрыть свои больные места, чтобы не позволить это сделать другим. Здесь целью является сохранение контроля. Показывая осведомленность о своих собственных слабых сторонах, человек лишает других возможности нападать на него.
От такого поведения недалеко до другой формы защиты, навязанной комплексом неполноценности: необходимости постоянного самоконтроля и надзора за собой, чтобы избежать обнаружения своих недостатков.
Конечно, общественная жизнь, равно как и рост сознательности немыслимы без самоограничений, которые всегда основаны на наблюдении за собой. В конечном счете, психотерапия и анализ предполагают способность направлять внимание на самого себя, на то, что там внутри обнаружилось. Но следует отличать такое самосознание от навязчивой тенденции контролировать себя. Избыточный самоконтроль исключает спонтанность, заменяя ее различными формами подавления, которые становятся мишенью для дальнейшей критики со стороны «внутреннего ока». Хотя можно попытаться компенсировать это наглостью, большей частью такое поведение ведет лишь к новому витку спирали. Навязчивый самоконтроль вызывает подавление; подавление вызывает стыд, а усиливающееся в результате наблюдение за собой ведет к еще большему подавлению.
прием психоаналитика. психологическая помощь психотерапевтаСпособность к наблюдению за собой появляется впервые в возрасте около 18 месяцев в процессе развития фазы «вербальной самости». Она совпадает с осознанием того, что на себя можно смотреть глазами других.

Личности, страдающие комплексом неполноценности и испытывающие необходимость постоянно контролировать себя, имеют «внутреннее око», всегда нетерпимое, критичное и уничижающее.

Следовательно их «самость» обесценивается изнутри, хотя одновременно подвергаясь наблюдению со стороны других, человек воспринимает их как строгих и не одобряющих его. Это похоже на то, как если бы его заставляли постоянно оценивать себя со стороны.
Один музыкант начал анализ потому, что страдал от иррациональной боязни сцены, и этот страх сильно сказывался на его технике и экспрессии. Проблема угнетала его. Подробный анализ позволил установить, что как только он выходил на сцену, его охватывали мысли о том, какое впечатление он произведет на публику, как примут его исполнение, как оценят его мастерство. Это делало невозможным «оставаться самим собой» и значительно нарушало его концентрацию на интерпретации музыкального произведения. Естественно, отслеживание себя (которое представлялось ему исходящим от публики) было безжалостным, и малейшие отклонения в исполнении вызывали у него желание провалиться от стыда. Чем больше он смущался, тем напряженнее становилась его игра, а будущее казалось ему все более безысходным и кошмарным. В конце концов, публичные выступления стали сплошной пыткой. Его психическая проблема состояла в том, что он придавал слишком большое значение воображаемым «им», строгой и недоброжелательной публике, которая пугала и парализовывала его. Он подозревал, что другие принижают его, и в результате принижал себя сам.
В целом, однако, критический самоконтроль имеет решающее значение для любого достижения. Музыкальный мир дает прекрасное подтверждение этого на примере великого виолончелиста Пабло Касалса, который говорил о decloublement (раздвоении), необходимом музыканту на протяжении всего выступления.
Уходя целиком в музыку в самоотречении, тем не менее, он остается внимательным и способным контролировать себя, держась непринужденно за инструментом, работая экономно, без лишних усилий, чтобы не испортить или не задавить свою музыкальную экспрессию.
Касалс приводит описание строгого самоконтроля музыканта, при котором он представляет, что зрители ждут от него высшего мастерства. Однако в противоположность моему анализируемому Касалс, похоже, был достаточно уверен, что сможет на практике оправдать эти ожидания.
В целом, навязчивый самоконтроль становится проблемой только в присутствии других. Рассматривая себя чужими глазами, мы теряем доступ к своему собственному источнику спонтанности. Мы беспрестанно ощущаем чужие взгляды, которые воспринимаем как критические и неодобрительные. Например, молодой человек, страдающий комплексом неполноценности, часто жаловался мне на то, что придает другим слишком большое значение, и что в своем поведении в значительной степени ориентируется на мнение других о себе. Возникла проблема неуверенности в себе. Потребовалось какое-то время, чтобы он понял, что все эти «другие» были проекцией его собственного отрицательного отношения к себе.
Я надеюсь, что отразил некоторые заслуживающие внимания точки зрения на внутреннюю динамику чувства неполноценности и его отношение к стыду.

Смущение и стыдливые желания

психология и психотерапия стыдаТеперь перейдем к рассмотрению стыда как реакции, которая необязательно является следствием комплекса неполноценности, а скорее вызвана бесконтрольным поведением, которое "может случиться с кем угодно" и ведет к некоторому нарушению границ стыда. Я говорю о ситуациях, вызывающих смущение. Появление стыда в этих случаях обычно явление временное, возникающее, когда определенные части личности, которые «никого не касаются», внезапно и ненамеренно дают о себе знать. Сильное волнение или излишнее усердие могут способствовать ошибочному проскальзыванию чего-то такого, что осталось бы в ином случае под контролем. Например, кто-то может сделать критическое придирчивое замечание о работе преуспевающего коллеги. Позднее он осознает, что это замечание было вызвано отчасти завистью, и в результате почувствует себя ужасно и смутится. Теперь ему захочется смягчить свою критику юмором, небрежным замечанием типа: «Надеюсь, вы не услышали ноток зависти в моих словах?» Произнеся это, он вроде бы и поведал слушателям о своей зависти, но одновременно снизил ее значение хотя бы тем, что не скрывает от себя этого чувства. Теперь, думая каждый раз о тех троих, кто слышал эту критику, его охватывает смущение и стыд, потому что в их глазах он — завистник. Ситуация не оставляет ему другого выбора кроме, как быть терпимым к этой темной стороне своей личности и смириться с фактом, что другие тоже видят ее.
Чем более четкие и узкие границы у стыда, чем больше они ограничивают нашу свободу и спонтанность, тем сильнее вероятность того, что сдерживаемые чувства вырвутся из бессознательного. Я думаю об одной очень щепетильной даме, чувствовавшей себя обязанной сразу же подбирать каждую крошку, которую ее очаровательный и общительный муж ронял на стол, когда они наносили кому-нибудь визит. По-видимому, она чрезвычайно стыдилась «неопрятности» своего мужа.

В один из вечеров, во время одного из таких визитов случилась неприятность, которая вызвала у нее неописуемое смущение. Уходя, она неосторожно взяла свою ослепительно белую сумочку, так что та сделала неожиданный пируэт в воздухе и приземлилась на бутылку, наполовину заполненную красным вином. Содержимое бутылки пролилось на скатерть, ее платье и хозяйский ковер. Ясно, что ничего более убийственного не могло случиться для этой женщины. Хозяин, видя ее смущение, стал уверять, что такое случалось не раз, и что ковер оказался достаточно устойчивым к пятнам от вина. Хотя женщина сохранила невозмутимость благодаря своей железной воле, единственное, чего она не смогла скрыть — это краска стыда.
Несмотря на сильное смущение бедной леди, хозяин не смог не рассмеяться про себя. Как будто бессознательное взяло реванш за то, что она загнала свою жизнь в такие тесные рамки, обременяя себя и своего мужа стыдом. Это событие стало разрушительным ударом по всей структуре ее самоуважения. Немного юмора позволило бы ей преодолеть такую унизительную ситуацию. К сожалению, этот случай, может быть, и поныне имеет для нее значение. Не сработал ли здесь дух жизни, создав «происшествие» во имя большей свободы?
Часто за чувством смущения скрывается конфликт. Например, кто-то тайно мечтает проявить свои определенные качества или, по крайней мере, дать возможность другим заметить их. Но, с другой стороны, его может сдерживать тревога стыда за то, что его желание могут расценить как саморекламу или проявление эксгибиционизма. Например, можно представить достигшую половой зрелости девушку с начавшей формироваться грудью. Должна ли она гордиться такими переменами или рассматривать их как повод для смущения? Что в этом случае лучше — скрывать или показывать себя? Или взять хотя бы юношу-подростка, «не нарочно» стоящего в душевой так, чтобы все могли видеть его первые волоски — признак развивающейся мужественности, которым он втайне гордится. Конечно, в то же самое время желание показать себя вызывает у него смущение. В обоих случаях вызывающая смущение двусмысленность вырастает из незащищенности. Как нужно оценивать и интегрировать эти новые проявления? Как они выглядят в глазах других?
Как только в центре внимания оказывается тема тела и секса, появляется и архетипическим стыд наготы даже, если эта тема широко обсуждается в современном обществе или в вашей семье. В конкретных воспитательных программах сексуальные проблемы и обнаженность могут обсуждаться открыто и честно, но чувства стыда никак нельзя избежать. Особенно в пору полового созревания определенные ситуации неизменно вызывают покраснение — реакцию, которая часто выражает стыд, смешанный с желанием.

Мы могли бы назвать это явление "стыдливым желанием" и отнести к нему приятное возбуждение, испытываемое в любви и сексе. С одной стороны, стыд может очень сильно снизить радость любви. С другой стороны, неприкрытая похоть может грубо нарушить границы стыда (все виды изнасилования служат тому наиболее ярким примером). Но имеется множество любовных ситуаций, когда чувство стыда усиливает сексуальное желание. Если примитивная похоть в какой-то степени сопровождается чувством стыда, то ее можно смягчить, «очеловечить» — побуждение к немедленному удовлетворению желания можно сдержать и направить на фантазии, ощущения и переживания.
Конечно, стыдливые желания не ограничиваются только любовными ситуациями. Они могут также проявляться, когда человек внезапно становится центром внимания, на него обрушивается поток комплиментов на публике, или его просят произнести речь. Такие ситуации могут вызвать смущение, но способны также принести нарциссическое удовлетворение, если человек умело воспользуется обстоятельствами. Смущение, которым мы часто реагируем на восхищение и похвалу, можно отнести к стыдливому желанию: мы и смущены и испытываем удовольствие. Опасно то, что люди, наблюдающие за нашей реакцией, могут усмотреть в нас самодовольство или нарциссизм — оценку, которой нам хотелось бы избежать. Привыкшие к восхищению окружающих люди обычно имеют наготове более или менее отработанные ответные приемы такие, как: «Я рад, что вы не разочарованы» или «Всегда приятно получать комплименты». Привычка к успеху снижает стыдливые желания, а также и нарциссическое воодушевление, вызываемое неожиданным восторженным признанием.
Следовательно, стыдливые желания выражают нашу амбивалентность, комбинацию «да» и «нет». Хотя мне и хочется, чтобы все видели и восхищались моим прекрасным телом, высокими доходами или удивительным талантом, в то же самое время я боюсь, что эти желания станут слишком уж очевидными и вызовут стыд. Другие могут посчитать мою радость неуместной и стыдной. Иногда мое страстное желание берет верх над осторожностью, и я поступаю вопреки своему подсознательному чувству стыда. А затем, в других случаях, стыд вновь преобладает, и я прячусь в свою раковину.
Повторю еще раз, решающее значение имеет то, насколько я способен принять себя, включая и свои темные стороны. Именно это в большой степени определяет силу моего страха быть увиденным «беспощадным оком» или совершить faux pas («ложный шаг»), который выставит меня смешным.

Унижение

Унижение ощущается острее, чем смущение или стыдливое желание. В истоке этого чувства мы часто обнаруживаем посягательство или неприкрытое попрание нашего человеческого достоинства теми, кто сильнее. Например, кто-то мог оказаться жертвой физического или эмоционального насилия. В тон ситуации он подавил свой гнев, который обычно встает на защиту своего достоинства. Ему очень стыдно за это. Такой непомерный стыд вызван осознанием того, что его унизили и надругались. Теперь он начинает думать, что другие смотрят на него презрительно, свысока, прикрывшись сожалением. Возможно, это объясняет, почему так много женщин предпочитают умалчивать о своем изнасиловании. Они не хотят выглядеть униженными и оскорбленными жертвами и терпеть бесконечный позор.
Бывшие узники концентрационных лагерей также знакомы с ужасным чувством стыда, когда посторонние узнают, что они подверглись неописуемому унижению. Большинство из них не имеет выбора, кроме как глубоко запрятать свое болезненное унижение, отделить его от остальной своей личности, чтобы создать видимость нормальной жизни. Такая жестокая травма может вызван» длительное эмоциональное нарушение. Но бесконечный стыд, который она провоцирует, в какой-то степени может компенсироваться знанием, что, испытав варварское отношение, человек остался на высоте.
Унижение связано с проявлением силы и бессилия. Человек испытывает унижение от тех, кто наделен властью. Может произойти потеря автономности, когда человек вынужден прислуживать, превращаться в подобие слуги. Будет ли такая потеря независимости и силы восприниматься как позорная деградация, зависит от оценки степени своей свободы. Автономность и свободная воля могут быть сопряжены с обязательствами, перекладывание, которых на кого-то другого удобно для эго. В конце концов, наша автономность всегда ограничена, и мы в определенной степени зависимы не только от других, но и от состояния здоровья, нашей конкретной судьбы и, наконец, от силы бессознательного. Таким образом, нам следует быть открытыми и восприимчивыми к этим силам и внимательно изучать, чего они хотят от нас.
Создание связи между эго и бессознательным не означает, что мы позволяем сознанию с его свободой выбора стать пассивным инструментом бессознательного.

К. Г . Юнг правильно говорил о "конфронтации эго и бессознательного", а не о слепой покорности ему. Он рассматривал бессознательное как «природу", нечто за пределами добра и зла, и поэтому как требующее нашей сознательности и бдительности. «Человек всегда имеет право на свое мнение даже в отношении священных заповедей», — писал Юнг. «В противном случае, в чем будет состоять его свобода? И какую пользу принесет такая свобода, если она не сможет противостоять Ему, кто на нее покушается?» (Jung and Jaffe' 1963).

Я считаю принципиально важным утверждать и отстаивать свободу эго и сознания по отношению к бессознательному. Нам нужна эта свобода, чтобы избирательно относиться к фантазиям и побуждениям бессознательного. Введя понятие «противостояния бессознательному», Юнг сам продемонстрировал пример этой позиции. Если бы у него не было таланта и жажды проживать и постигать необычные переживания, которые бессознательное посылало ему на уровне символов, то он вероятнее всего стал бы «художником» (к чему настойчиво толкала его «анима») или на худой конец проповедником или основателем секты. Но он смог беспрестанно задавать себе вопрос, каков смысл всех этих явлений для его бытия. Он всегда уважал свое «право на особый взгляд».
психология и психотерапия сектантства, стремления в тоталитарные сектыЯ выделяю эту проблему, потому что идеализируя бессознательное, легко не заметить его опасности. Очень сильно желание познать мудрость бессознательного, обрести смысл жизни, покоряясь чему-то более величественному и трансперсональному — потребность, которую обычно удовлетворяют традиционные религии, и к чему призывают различные секты и их фанатичные гуру или диктаторы. Для фундаментализма есть почва не только в исламе, но и в христианстве, поскольку он позволяет своим последователям уцепиться за букву закона, присоединиться к тем, кто вещает истины с непоколебимой верой, и в стремлении к власти от их имени влиять на умы. В сектах фундаменталистов человек жертвует свободой и независимостью в обмен на гарантию знания того, на что можно положиться. Среди усиливающегося кризиса и упадка ценностей, которые переживает сейчас наша цивилизация, такие религиозные или псевдорелигиозные группы обещают спасение. Тот, кто верит этим обещаниям, не чувствует себя униженным. По-видимому, он отрекается от своего права критического мышления, своей автономности и ответственности добровольно и во имя высшего идеала. Но за этим кажущимся свободным выбором скрывается красивая приманка, которая ловит на жажде обретения смысла жизни — стремлении, исходящем из бессознательного. Нельзя сказать, что все группы, опирающиеся на религиозные или полурелигиозные идеи, принадлежат к этой категории. По моему мнению, именно та степень, до которой отдельным членам разрешено свободно критиковать и задавать вопросы, и определяет этическое и духовное измерение группы.
Другой интересный аспект нашей темы связан с вопросом, почему христианство сконцентрировано вокруг спасителя, которого очень сильно унижали — оплевывали, бичевали и прибивали гвоздями к кресту. Не истолковывала ли это церковь в интересах тех, кто обладал политической властью, специально таким образом, что высшей добродетелью оказалось покорное служение, смирение, послушание и отказ от самостоятельного мышления? Не провозглашала ли церковная и государственная верхушка, что христианской добродетелью является несение креста нищеты и покорности, относя все сомнения, вопросы и сопротивление на счет дьявола, который действует не во имя духовного спасения, а вечного проклятия, которое уже царит на земле?! Эти идеи кажутся мне тоже фундаменталистскими —неправильное толкование религиозных истин, которое, тем не менее, поддерживается отдельными авторитетами. На символическом уровне страдания и распятие на кресте Христа имеют глубокий смысл, который К. Г. Юнг, среди других, пытался прояснить в своих работах по психологии религии (Jung, 1951). С другой стороны, идеология смирения и безропотного повиновения не удержала христианский Запад от уничтожения еретиков и язычества огнем и мечом, от порабощения и жестокого попрания человеческого и религиозного достоинства. Проблемы третьего мира, которые сегодня кажутся неразрешимыми, в большей степени являются результатом христианской политики абсолютного превосходства.
Возвращаясь к силе бессознательного, которая в конечном итоге сильнее так называемой «свободной» воли, мне хотелось бы поразмышлять над следующими проблемами: пока в нас вливается энергия из бессознательного, энергия, которая усваивается эго-сознанием и переживается как «синтонная эго», мы испытываем вдохновение, находимся в хорошей форме и наделены силой и энергией. когда и чего мы стыдимся? мнения психолога и психоаналитикаМы начинаем испытывать чувство стыда и унижения только тогда, когда сила бессознательного заставляет нас действовать вопреки нашей свободной воле и принципам. Вот почему невротические симптомы, ограничивающие наш свободный выбор, такие как сильная тревога и навязчивое поведение, вызывают повышенную стыдливость. И пагубные привычки, которые время от времени вырабатываются у нас против нашей воли, могут самым унизительным образом нанести урон нашему самоуважению. Например, у алкоголиков стыд, сопровождающий чрезмерное увлечение спиртным, часто становится таким сильным, что его приходится преодолевать дополнительными дозами алкоголя. Но чувства унижения и стыда могут также происходить от повышенной ранимости. Безобидные замечания или слегка пренебрежительное отношение могут быть восприняты как попытки унизить- если затрагивают больное место. Некоторые люди реагируют на такие «уколы» обидой, яростью или клятвой мщения. Другие, осознающие неадекватность своей реакции, могут даже еще больше устыдиться, поняв, что делали из мухи слона. Людей, которые постоянно чувствуют себя обиженными и униженными другими, обычно не очень любят.
детский стыд в психотерапии, на приеме у психотерапевтаНо следует помнить, что самые незначительные события, которые вдруг расцениваются как обижающие и унижающие, зачастую напоминают эпизоды сильных унижений в детстве.

Глубинные психологи интересуются не только осознаваемым чувством униженности, но и чувствами, которые настолько невыносимы, что стали бессознательными. Иногда только сторонний наблюдатель может заметить, что кто-то находится в унизительной ситуации. Сам человек, похоже, ничего не подозревает и на удивление безучастен. С большим усилием можно «открыть» ему глаза, но это не всегда оправдано этически.

Например, радикальная интеллигенция конца шестидесятых годов хотела разбудить народ, особенно рабочих потому, что они подвергались эксплуатации и унижению со стороны капиталистической системы. Нейтральный наблюдатель, однако, мог бы задать вопрос, было ли это движение на самом деле направлено на усиление сознательности рабочих, или скорее на разжигание пламени недовольства, в любом случае присущего подобной ситуации. Хорошо известно, что такой подъем сознательности был не слишком успешным.

Или другой пример. В семейной терапии встает вопрос, следует ли обратить внимание одного из партнеров, что он бессознательно допускает, чтобы другой доминировал и эксплуатировал его. Аналогичная ситуация наблюдается, когда кто-то настроен убедить членов некоторых групп или учреждений, что их заставляют вести себя по-рабски покорно. Для самого же убеждаемого членство в группе может отвечать его потребности в служении высокому идеалу. И кто возьмется определить, выполняет ли он сознательную задачу в жизни или просто отрицает свою ответственность, компенсируя при этом свое чувство стыда?
Решающий фактор в таких случаях заключается в том, добровольно ли человек принял на себя эти обязательства, и была ли у него свобода выбора. Конечно, психология бессознательного с некоторым скептицизмом относится к так называемой «свободной воле». И вместо этого она ставит вопрос, нет ли бессознательных, возможно, деструктивных мотивов, стоящих за этой свободной волей.

Мазохизм

Все эти проблемы еще больше осложняются тем фактом, что унизительная покорность иногда ощущается как сильная потребность, даже принося сексуальное удовольствие. Человек может связаться с теми личностями или группами, которые будут его унижать, заставлять испытывать стыд и мучить. Хотя люди со стороны, в том числе и терапевты, могут возмутиться и попытаться освободить жертву от ее унизительной роли, все эти усилия обречены на провал, пока унижение является потребностью, которая сознательно или бессознательно связана с удовольствием.
Со времен Краффта-Эбинга (1892) термин «мазохизм» используется для описания желания испытывать боль и унижение. Термин относится к сексуально возбуждающему желанию испытать муки, зависимость и унижение в качестве «раба» некой госпожи или жестокого надсмотрщика. Не каждая форма мазохистического поведения проявляется на сексуальном уровне, но всегда присутствует, часто бессознательное, желание испытать унижение и боль.
Здесь мне хотелось бы обратиться к интересному историческому документу, который сообщает многое о происхождении сексуального мазохизма, а именно к «Исповеди Жан-Жака Руссо». В нем Руссо описал телесные наказания, которым его подвергала гувернантка в детстве, эпизоды, «в которых чувственность была так сильно перемешана с болью и позором», что он постоянно старался спровоцировать новую порку.
Кто мог бы предположить, что это детское наказание, полученное в возрасте восьми лет от рук тридцатилетней женщины, определит мои вкусы и желания, предметы моей страсти, саму сущность моей жизни, до известной степени диаметрально противоположной тому пути, по которому ей следовало нормально развиваться.
(Rousseaue 1954: 26)
Руссо пишет, что позднее это проявилось в навязчивом желании показать девочкам свою голую задницу, чтобы как будто бы испытать приятную порку.
Руссо психология и психотерапия мазохизмаИз биографии Руссо известно, что его мать умерла при родах. «Я родился несчастным и болезненным ребенком, что стоило моек матери жизни. Поэтому мое рождение стали моим первым несчастьем» (Rousseaue 1954; 19). Ьго отец сильно страдал от потери жены и поэтому относился к сыну двойственно. С одной стороны, он видел свою любимую жену в юном Жан-Жаке, но с другой стороны — не мог забыть, что именно этот ребенок отнял ее у него.

Таким образом, кажется правдоподобным, что мазохизм Руссо берет начало от бессознательного самобичевания, направленного на освобождение себя от бремени вины за смерть своей матери. Испытывая боль и унижение, он мог в своих фантазиях вернуть любовь матери. Не слишком ли рискованно переносить эту модель на последующие труды Руссо как писателя и мыслителя? Можно сказать, что он обращался к своим современникам, ставя все, что было связано с матушкой природой, выше достижений цивилизации и в целом защищая философию «назад к природе». «Все хорошо, что выходит из рук творца природы; но все вырождается в руках человека» (Rousseaue 1926: 1). По-видимому, он испытывал любовь «великой матушки природы", когда во имя ее навлекал на себя гонения и ненависть своих современников. Чтобы понравиться ей, он обнажил перед обществом свою душу, то есть выставил на обозрение свои сокровенные мысли и чувства, избрав очень необычный способ, чтобы добровольно подставить себя под удары.
Хотелось бы добавить, что описанные мною невротические проявления ни коим образом не принижают гения такого влиятельного мыслителя-новатора, как Руссо. Может быть, такие бессознательные мотивации даже были необходимы для выработки и выражения его идей — идей, которые сильно повлияли на Французскую революцию.

 

Итак, мазохизм — это чувство приятного удовлетворения, которое достигается при истязании или унижении другими или самим собой. Однако приятная сторона страданий часто отрицается, подавляется или скрывается. Каждый психотерапевт сталкивается с пациентами, которые хотя и обратились за помощью, упрямо сопротивляются любому улучшению, любому облегчению страданий. Скрытая мазохистическая черта у таких пациентов может проявиться только со временем, когда такое сопротивление приведет к "негативной терапевтической реакции».
В качестве примера я думаю о молодой женщине, которая сообщала своему терапевту и всем, с кем общалась, такое послание: "Не смотрите на меня. Я такая отвратительная" . Она стыдилась своего существования и совершенно ужасно относилась к своей внешности. В процессе лечения мысль о ее уродстве была усилена многократно повторяющейся фразой: «Я так невероятно глупа. Я — тупая дура», и ее постоянной репликой ко мне: "Я знаю, вы должны презирать меня». В действительности она не была ни уродливой, ни тупой. Наоборот, несмотря на неряшливую внешность, мне казалось, что она обладает развитым воображением и скрытым девичьим обаянием. Проверяя себя, я не смог обнаружить у себя ни капли презрения.
Задолго до этого, став мудрее после ряда неудач, я осознал, что ни при каких обстоятельствах не должен попадаться в ловушку, расставляемую моей пациенткой. Прежде всего, я понял, что лучше не давать ей знать, что в моих глазах она не была ни уродливой, ни отвратительной, ни глупой. С одной стороны, она отчаянно хотела услышать это от меня, а с другой — она не хотела допустить этого. Как только я намекал что-то такое, она в ответ начинала упрекать меня, что я не воспринимаю ее всерьез, что отношусь к ней только терапевтически и пытаюсь ее утешить. Она действительно считала, что я презираю ее.
В анамнез можно было бы добавить, что мать моей пациентки была настолько истощена физически и психически во время беременности, что ребенок, наверное, был для нее невероятной обузой. Хотя мать, по-видимому, пыталась сделать все от нее зависящее, ее забота была очень непостоянной и зависела от смены настроения. Но самый сильный шрам остался от ее попыток сделать так, чтобы ребенок рос как можно более здоровым. Из этих соображений она часто ставила клизмы, чтобы избавить дочь от всего нездорового в ее организме. Пациентка воспринимала каждую из этих процедур как насилие и унижение и вспоминала болезненные эпизоды, в которых она проклинала свою жизнь и пыталась убежать из дому. В какой-то степени она считала клизмы наказанием за все грязное и плохое внутри себя. Но кроме того, они удовлетворяли определенное желание, давая ей замаскированное сексуальное внимание матери. Вся ситуация была осложнена чувством стыда, и пациентка с большим трудом говорила со мной об этом.
Аспекты ее поведения, соответствующие данной модели, все еще наблюдались. Только подчиняясь другому и признаваясь во всем, что находила в себе отвратительного, она могла почувствовать любовь, даже в какой-то мере сексуальное удовлетворение. Но если она позволяла себе некоторые побуждения к автономии, то стыдилась, считая это греховной гордыней, и сильно боялась неприятия со стороны внутренней фигуры матери. Поэтому ей не удавалось почувствовать себя лучше или более привлекательной. Если бы она была довольна собой, то испытала бы отвержение со стороны внутренней матери, и была бы раздавлена всем плохим, что есть в ее собственном характере.
Хотя ее непосредственной просьбой к терапевту было защитить ее от унизительного стыда и мук самобичевания, которые ей уже надоели, в конце концов, стало ясно, что никакое излечение не возможно. Ее бессознательный комплекс препятствовал какому-либо улучшению.
В моей практике я обнаружил, что те, кто в детстве испытал на себе такие программы оздоровления, став взрослыми, стремятся прислуживать другим. Они не доверяют всему, что хотели бы выразить, устно или эмоционально, как если бы у них не было права на свою собственную внутреннюю жизнь. В анализе подавленные садистские фантазии и сильный гнев часто выходят наружу. Эти сексуальные желания и фантазии имеют тесную связь с анальной областью.
Но даже если человек испытывает удовольствие или удовлетворение при унижении, боли и подчинении, он может при этом еще испытывать сильное чувство стыда за свой мазохизм. В сексуальном мазохизме, когда удовольствие достигается посредством боли, бичевания, связывания или рабства, эти извращенные желания могут одновременно сопровождаться стыдом. Часто человек боится, что, если узнают о его извращениях, то он будет опозорен, станет мишенью всеобщего порицания. Таким образом, мазохистические желания ограничены интимной сферой. Они редко эго-синтонные. Человек может действительно страдать от того, что подвержен извращениям и ненормален.
Мазохизм более ментальной и психосоциальной природы часто требует рационализации или идеализированной цели, чтобы получить дозволение от эго. Например, человек посвящает себя высоким целям или людям, которые олицетворяют для него эти идеи. Когда это возносит его в трансперсональные, религиозные или политические области, в которых приняты великие жертвы, то часто трудно установить различие между человеком, который жаждет мазохистического удовлетворения и тем, кто на самом деле отказался от своего эго. Будет ли мазохизмом отправиться в тюрьму или даже подвергнуться пыткам во имя своей веры в человеческое достоинство или выступить против нечестной политики какого-нибудь диктатора? Я думаю, что нет, и поэтому считаю, что нужно с осторожностью употреблять унизительный термин «мазохистический», применяя его только к тому поведению, когда на самобичевании все и заканчивается.
Конечно, не все нарушения, от которых страдают дети, ведут к мазохистическому поведению. В некоторых случаях возникает «нарциссический гнев», когда садистские фантазии становятся обращенной формой реакции ребенка, так сказать, показывая оборотную сторону медали (Kohut 1971b, Jacoby 1990). Гнев, порожденный прежними унижениями, который подавлен и вытеснен из-за страха наказания и потери любви, может проявиться в зрелом возрасте. Человек с таким паттерном легко находит оправдание для своих вспышек гнева или пытается отомстить за прошлый позор в надежде восстановить утраченное чувство собственного достоинства и нарциссическое равновесие. Но если роль рассерженного мстителя противоречит его эго идеалу, то появляется чувство морального стыда. Я считаю чрезвычайно важным, чтобы такой архаический гнев был выражен в терапевтической ситуации и был распознан аналитиком. Необходимо предпринять все возможное, чтобы не дать этому гневу оставаться отщепленным от сознания и продолжать свое порочное влияние автономно в мазохистической или в садистской форме.

 

Брен Браун. Психология стыда и признание несовершенства