Удушающее Супер-Эго: Психотический Срыв и Клаустрофобия
Эта статья возникла из моего опыта работы с двумя различными клиническими проблемами:
- Острый психотический срыв, возникающий спонтанно или в ходе психоанализа.
- Лечение клаустрофобии.
Я обнаружил, что эти две, казалось бы, разные клинические проблемы неожиданно оказываются разными аспектами одной и той же проблемы. Пациенты, переживающие психотические срывы, испытывали тревоги, симптомы и защитные механизмы, которые во многом были схожи с теми, что наблюдаются у пациентов с острой клаустрофобической тревогой. Аналогично, у пациентов с клаустрофобией часто проявлялись симптомы и тревоги психотического характера, особенно когда клаустрофобическая тревога ослабевала.
Подробное изучение центральной динамики обеих групп пациентов привело меня к убеждению, что в некоторых случаях клаустрофобия возникает как защитная реакция против психотического срыва, и центральным вопросом здесь является тип структуры Супер-Эго. Именно этой специфической характеристике Супер-Эго и посвящена данная работа.
Однако успешность такого манёвра ограничена, поскольку порой внешние ужасы становятся настолько подавляющими, что ребёнок вновь интроецирует их, пытаясь обрести контроль над ними. Этот процесс проекции, интроекции, повторной проекции и реинтроекции может повторяться снова и снова в попытке справиться с внутренней и внешней угрозой. Формирование Супер-Эго является одним из результатов этого защитного процесса. Нормальное Супер-Эго становится контролирующим агентом опасных импульсов Оно, однако аномальное или чрезмерно деструктивное Супер-Эго, то есть Супер-Эго, содержащее в себе разрушительные проекции младенца, само ощущается как опасное и преследующее, подобно тем импульсам, которые оно должно было бы контролировать. Это может привести к серьёзным последствиям. Внутренняя динамика подобных состояний напоминает студенческие протесты конца 1960-х – начала 1970-х годов. Студенты, полагая, что власть угнетает их, не слушает и не даёт им того, что они заслуживают, организовывали марши против собственных университетов, громили, грабили и уничтожали имущество. Университеты и полиция пытались подавить их, зачастую прибегая к значительной жестокости, что лишь усиливало вспышки ярости и отчаяния со стороны студентов. Ситуация становилась всё более насильственной и неконтролируемой. Можно сказать, что она переходила в состояние психоза.
Когда Супер-Эго ощущается как жестокое и преследующее, это также может привести к «революции» в Эго, а также к бунту импульсов в Оно, которые Супер-Эго подавляет. За этим может последовать распад или раскол личности, когда части Эго и Оно подвергаются фрагментации и с огромной силой проецируются вовне. Иногда Супер-Эго само становится жертвой этого бунта: оно низвергается и проецируется на внешний мир. В клинической практике такие фрагментации и проекции проявляются в виде психотических эпизодов шизофренического или маниакального типа. Этот процесс был подробно описан Розенфельдом (Rosenfeld, 1952). Чтобы предотвратить и лечить подобные катастрофические состояния, крайне важно понимать природу формирования преследующего Супер-Эго, чтобы можно было его модифицировать и смягчить его влияние.
В литературе существует множество работ, описывающих жестокое, убийственное и преследующее Супер-Эго. В частности, Кляйн (Klein,1926) выдвинула гипотезу о том, что Супер-Эго появляется гораздо раньше, чем описывал Фрейд, и возникает уже в начале эдипова комплекса, а не как его последствие. Более того, она датировала начало самого эдипова комплекса возрастом, соответствующим периоду отнятия от груди.
Раннее Супер-Эго формируется путём интроекции устрашающих фигур, которые порождаются в фантазии ребёнка под влиянием его садистических импульсов по отношению к объекту. В работе «Психоанализ детей» (1932) Кляйн предположила, что интроекция начинается уже с момента рождения, а усвоенный объект немедленно принимает на себя функцию Супер-Эго.
Эта безнадёжность особенно усиливается ощущением, что невозможно сопротивляться безжалостному, неумолимому «внутреннему наблюдателю». Борьба с ним бесполезна, сопротивление обречено. К чувству постоянного наблюдения и угрозы добавляется ощущение, что тебя не только видят, но и слышат, чувствуют запах и даже читают твои мысли. Всё это даёт представление о том ужасе и безысходности, которые оно вызывает. Эти ощущения создают у субъекта чувство полного окружения неотразимыми силами, которые сжимают его со всех сторон, как железная дева средневековых пыток или сужающаяся комната в рассказе Эдгара По «Колодец и маятник». Эта особая форма преследования может не только вызвать у субъекта чувство безысходности из-за убеждённости в невозможность побега, но и своим подавляющим и удушающим характером спровоцировать панику и взрыв - отчаянную попытку спастись, даже ценой распада.
Внутренний эффект всевидящего, удушающего Супер-Эго можно сравнить с приступом острой психической клаустрофобии.
Мельцер описал это состояние параноидной тревоги как «ужас» и связал его с мёртвыми объектами, особенно с мёртвыми внутренними младенцами. По его мнению, тревога, вызванная этими мёртвыми внутренними младенцами, имеет неизбежный характер. Он также выделил один из возможных исходов этого ужаса - подчинение тирании «плохой части» личности, которая обещает защиту от этого страха.
Я полностью согласен с Мельцером относительно неизбежного характера преследующего Супер-Эго. Однако, помимо описанных им последствий, я считаю, что именно эта неотвратимость ужаса порождает особую форму тревоги, которая играет решающую роль в формировании психотических срывов. Более того, я полагаю, что паника и психотические срывы случаются тогда, когда преследование становится не просто неизбежным, а удушающим и пожирающим. Это, в свою очередь, вызывает насильственную реакцию, эквивалентную той, которая возникает у любого живого организма при обструкции дыхательных путей или страхе быть съеденным, особенно если оба этих страха присутствуют одновременно.
Каковы корни этого неумолимого монстра? Ответ, несомненно, следует искать в таких же неумолимых фантазиях беспомощного младенца, который на самом деле настолько слаб и совершенно неспособен защитить себя, что его единственным оружием становится его сознание, поддерживаемое органами восприятия. Таким образом, «всемогущество» изначально означает всемогущие фантазии младенца, направленные на его первичный объект - мать или её грудь. Контролирующие фантазии ребёнка усиливаются благодаря использованию особого всемогущего механизма, описанного Кляйн (Klein, 1958) как проективная идентификация. Этот механизм заключается в проецировании частей самого себя в объект, особенно с целью завладеть им и контролировать его.
проецирования восприятия вовне и магический контроль за внешними объектами с помощью фантазииКляйн описала использование оральных, уретральных и анальных фантазий в этом процессе. Однако, на мой взгляд, в этом механизме особенно значимы органы восприятия. Слух, зрение и обоняние могут использоваться в фантазии для проецирования частей себя в объект, а не только для получения перцептивных стимулов от него. Это придаёт фантазии особую, мощную контролирующую силу. Этот процесс впервые был описан Бионом (Bion, 1958) в работе «О галлюцинации». Способность видеть объект на расстоянии, следить за каждым его движением, преследовать его взглядом значительно усиливает ощущение всемогущего контроля. Более того, существует возможность «исключить» объект, то есть уничтожить его, просто закрыв глаза, и «воссоздать» его снова, открыв глаза и впустив свет - как Бог. Одного мигания достаточно, чтобы в фантазии создать или уничтожить объект. «Да будет свет!»
Слух также может значительно поддерживать фантазии всеведения, не только дополняя зрение, но и позволяя функционировать в темноте, когда зрение невозможно. Слышать голоса родителей - это значит всегда знать, где они находятся и что делают. Слышать их в постели, во время полового акта - значит фантазийно участвовать в этих действиях, вторгаться в них и контролировать их. Приоткрытая дверь в спальню ребёнка даёт ему ощущение контроля через слух, как ночник даёт ощущение контроля через зрение. Обоняние также создаёт иллюзию участия в деятельности матери: способность чувствовать запах её груди, вероятно, присутствует с рождения. В дальнейшем запахи других телесных выделений могут создавать у младенца ощущение контакта с самыми интимными частями тела родителей.
«Я вижу тебя, я слышу тебя, я чувствую твой запах» на самом деле означает: «Я прикасаюсь к тебе глазами, ушами и носом, а если я прикасаюсь, значит, я могу удерживать, владеть и контролировать тебя». Помимо этих манипуляций, существует также фантазия о проникновении в тело матери с помощью органов чувств, и в этом контексте зрение, слух и обоняние приобретают дополнительное значение. Значение знания. «Знать тебя», «знать о тебе», «знать всё о тебе» всегда несут в себе фантазию власти и контроля над объектом. «Знание» в данном смысле означает не просто знакомство с объектом, но обладание им. В библейском контексте «познать» означает половую близость, и описываемое здесь знание по смыслу близко к этому. Оно подразумевает проникновение в самые интимные части объекта, а значит, в фантазии - контроль и владение им. «Я вижу тебя», «я знаю тебя», «я знаю всё о тебе», «я обладаю тобой». Если произнести и осознать эти слова, становится очевидно, какие глубинные фантазии за ними скрываются. В детском сознании знание действительно становится властью.
Я уже упоминал оральные, анальные и уретральные фантазии, связанные с влиянием на объект и контролем над ним, но хотел бы вновь обратить внимание на их особенности. Крик ребёнка предназначен для того, чтобы повлиять на мать, но в фантазии он может означать нечто большее. Пронзительный, проникающий крик ассоциируется с фантазией контроля, а также с фантазией проекции частей себя в объект. Беспомощный младенец надеется и верит, что таким образом он может обладать матерью и привязать её к себе. В этом случае фантазийный отклик объекта должен звучать как «Я слышу и повинуюсь». Иногда объект (мать) действительно так реагирует, следуя собственному бессознательному желанию, чтобы в прошлом её собственный отчаянный крик обязательно был услышан и удовлетворён. Однако суровая реальность заключается в том, что в какой-то момент может не оказаться никого, кто бы откликнулся. Или даже если кто-то есть, он не обязан отвечать. Это слишком пугающе для незрелого эго, чтобы вынести такую неопределённость. Не существует единого слова, которое точно описывало бы эти навязчивые фантазии вуайеризма, подслушивания и обоняния, но когда я говорю о вторгающемся вуайеристическом контроле, я подразумеваю, что не только зрение, но и другие чувства могут быть использованы. Иногда по отдельности, а иногда в сочетании - для захвата и вторжения в объект.
Функция стула и мочи в контроле над объектом хорошо задокументирована, но я хотел бы добавить, что в фантазиях они часто воспринимаются как сам объект или его части.
Ребёнок, сосущий палец, как заметил Фрейд (1941), испытывает галлюцинаторное исполнение желания обладать грудью или, как он выразился в своих последних работах, «быть грудью». Кляйн расширила идею Фрейда и предположила, что ребёнок, используя фантазию проективной идентификации, проецирует свою пустую полость рта в грудь и таким образом захватывает сосок, который теперь в фантазии удерживается в его пальце и может быть самостоятельно удовлетворён. Этот сосок, который ребёнок удерживает в своём рту, окружает, захватывает и фактически пожирает, впоследствии, будучи интроецированным в Эго, становится компонентом Супер-Эго, которое, в свою очередь, в фантазии будет восприниматься как окружающее, захватывающее, поглощающее и удушающее личность ребёнка, что приводит к внутренней клаустрофобии и острому психотическому срыву, описанному ранее.
Каждый из трёх клаустрофобических пациентов, которых я лечил, демонстрировал выраженную оральную фиксацию. Один из них сосал палец с раннего младенчества до 19 лет, после чего заменил его сигаретами. Другая пациентка не могла расстаться с бутылочкой и пустышкой до 6–7 лет. Даже сегодня, в 57 лет, она не выходит из дома без конфет, таблеток или мятных пастилок, которые продолжают её утешать и защищать.
Теперь внутри самого себя человек чувствует глаза, уши и нос, которые тщательно следят за каждым его движением и слышат каждый его звук, а также рот, который держит его в ловушке и готов проглотить. К этому добавляется всеведущее качество, которое проникает в самые глубокие слои личности, зная всё о каждом её (личности) действии, удерживая её в ловушке и удушая своим знанием. Этот внутренний образ напоминает «Старшего Брата» из романа Оруэлла 1984. Он постоянно наблюдает, угрожает, подавляет и лишает свободы, не позволяя даже шевельнуться.
Именно это ощущение отсутствия свободы, выхода, возможности побега симулирует чувство нехватки воздуха. А психический эквивалент этой нехватки воздуха, как и любое переживание респираторной обструкции, вызывает яростную панику, внутренний разрыв и взрыв, т.е. психотический срыв. Таким образом, для облегчения состояния необходимо тщательно анализировать корни этих переживаний, а именно интенсивные, удушающие, всеведущие, контролирующие и поглощающие фантазии и действия младенца по отношению к объекту (матери), а также к аналитику в переносе. Я полагаю, что Бион намекал на это в «Элементах психоанализа» (1963).
Когда внутрипсихическое напряжение, вызванное удушающим Супер-Эго, становится невыносимым, наиболее экстремальным следствием может стать психотический срыв из-за фрагментации Эго. Другие последствия или, можно сказать, защитные механизмы против этого напряжения, которые я наблюдал, таковы:
1. Использование различных наркотиков для подавления и притупления преследования со стороны Супер-Эго. Фактически, многие наркоманы изначально пристрастились к наркотикам именно потому, что использовали их как средство самолечения от тревоги, вызванной преследованием их Супер-Эго. Можно сказать, что наркоман, принимающий наркотики для борьбы с невыносимым внутренним напряжением, вызванным удушающим Супер-Эго, проводит над собой нечто вроде терапии, которую он мог бы получить при психиатрическом лечении. Иногда препараты, назначаемые психиатрами, менее вредны, чем те, что пациенты принимают самостоятельно, но порой они идентичны. Для этой цели пациенты часто используют алкоголь, героин, снотворные и барбитураты. Следовательно, отказ от наркотиков без достаточного анализа преследующей тревоги не только окажется бесполезным, но иногда даже может спровоцировать психоз. Ещё хуже, когда таких пациентов лишают наркотиков и запирают в больнице или тюрьме - это усугубляет их ощущение клаустрофобии, добавляя к внутреннему удушению ещё и реальное внешнее. В подобных ситуациях опасность представляет не только психоз, но и возможная попытка самоубийства в отчаянной попытке избежать ужасающего чувства удушения.
2. Перенос всевидящего, всезнающего Супер-Эго во внешнее пространство, где оно превращается в «Бога гнева» из Ветхого Завета. Предположительно, в этом случае с Ним легче справляться посредством поклонения, задабривания или просто потому, что теперь между Ним и человеком есть некое расстояние. Я считаю, что религиозные обращения, особенно часто переживаемые подростками, представляют собой их попытки справиться с удушающим напряжением, вызванным их примитивным Супер-Эго. Такое религиозное обращение иногда становится альтернативой наркотикам, иногда сопровождает их употребление, а иногда приходит на смену.