Когда пациент наблюдал за этой сценой, он почувствовал, что мужчины больше не могут выдерживать напряжение, создаваемое камерой. Он видел, как один из них тянется к пистолету, и думал, что он собирается выстрелить в глаз камеры. Также он заметил, что один или два мужчины направлялись к стене, чтобы перепрыгнуть через нее, сбежать, вырваться наружу. Пациент испугался в этот момент и сбежал с площадки на сессию, опоздав на 20 минут.
Во время сессии он вспомнил, что сегодня 12 октября - вторая годовщина дня его госпитализации. Таким образом, он, по-видимому, переживал как в фантазиях, так и в реальности то, что было внутрипсихическим конфликтом два года назад, который привел к его психотическому срыву.
Хотя пациент был психологически недостаточно развит и никогда не слышал, не говоря уже о том, чтобы читать Фрейда, он, похоже, классически описывал уровни своей психики. Красные каски - это импульсы Оно (ид), едящие, испражняющиеся и сражающиеся; серебряная каска - это Эго, пытающееся навести порядок среди них; а золотая каска - это Архетип Суперэго. Суперэго также было непосредственно связано с отцом пациента, который был архитектором по профессии.
Однако, хотя Эго и Суперэго отвечали за контроль, дисциплину и порядок, они не вызывали того беспокойства, страха или враждебности, которое вызывала телевизионная камера. Мужчины действительно слушали мастера и архитектора, и ограничивали свои шалости, но они не были запуганы ими и поэтому не реагировали паникой и враждебностью. Камера вызывала совершенно иной отклик, потому что она могла видеть всё и создавала ощущение, что от неё невозможно скрыться. Она была механической, что означало отсутствие человеческих чувств, к которым можно было бы обратиться. Поэтому она была беспощадной, и, как сказал пациент, «нельзя было даже дышать, не зная, что она знает, что ты делаешь».
Эту телевизионную камеру можно сравнить с примитивным Супер-Эго, описанным Кляйн, которого боялось даже нормальное Супер-Эго, золотая каска архитектора. Это было ощущение удушения и зажатости, создаваемое этим бесчеловечным глазом, которое вызывало враждебность и попытки вырваться («Один или два мужчины направились к стене, чтобы вырваться, и один вытащил пистолет, он собирался выстрелить в глаз рыбы»). Я считаю, что это совпадает и описывает, если рассматривать это внутрипсихически, начало психотического срыва пациента два года назад. Я вижу это как фрагментацию и проекцию наружу частей Оно, которое находилось в яростном восстании против чувства заключенности, производимого примитивным Супер-Эго.
Исторически пациент описывал, как ночью много часов подряд, будучи ребенком, он бродил в темноте возле родительской спальни. Он ползал по коридору и слушал за дверью, ожидая услышать «ссору» родителей. Он всегда думал, что они ссорятся из-за него, и пытался подслушать, чтобы точно понять, о чем они говорят. Иногда он пытался заглянуть в замочную скважину и однажды попытался осветить её фонариком, чтобы увидеть, что происходит. Иногда он подкрадывался к дому и пробирался на маленький балкон, который находился у окна родительской спальни. Там он мог проводить часы, прислушиваясь и пытаясь заглянуть в окно через занавески, чтобы увидеть, что они делают. Он боялся, что его отец нападет на мать, и фантазировал, что он ринется в комнату, чтобы спасти её. Иногда он даже засыпал на балконе, а утром быстро возвращался в постель, чтобы его не поймали. Он был в сильном страхе, что однажды его отец поймает его и жестоко накажет.
Мы можем увидеть в поведении пациента в детстве происхождение этого жестокого, тайного и вторгающегося взгляда телевизионной камеры, который наблюдает и записывает всё, и который позже, введённый внутрь, становится его собственным внутренним наблюдателем, унижающим его. Его глаза и уши, как рыбий глаз, следили и записывали всё ночью. Этот жестокий вуайеризм позже был спроецирован на его отца, а затем вновь интроецирован в его собственной психике, где он стал примитивным, жестоким, всевидящим Супер-Эго. Когда он фантазировал, что его родители всегда ссорятся из-за него или говорят о нем, он верил, что всегда находится в их умах, то есть, что он вторгся в их мысли и был между ними, даже когда они должны были спать и быть вместе. Он также проецировал всякие жестокие и садистские фантазии на них и их отношения, которые также становились жестокими и садистскими внутренними преследователями, когда вновь возвращались в его комплекс Супер-Эго.
В ходе анализа отношение пациента ко мне в переносе было аналогично его поведению в жизни. Он приносил сны, материал или ассоциации не для того, чтобы получить понимание о себе, а чтобы наблюдать за мной и изучать меня, следя за тем, как я реагирую на эти материалы. Его материал был похож на серию тестов Роршаха, которыми он тестировал меня, чтобы наблюдать за моими действиями, и тем, как я их выполняю, и таким образом понять, как работает моя психика, в первую очередь, чтобы увидеть, что с ним не так. Это давало ему чувство триумфа и превосходства надо мною и вызывало обратную динамику в отношениях пациент-аналитик. Он часто видел сны, в которых он бросал камень в воду, чтобы посмотреть, какие волны он произведет, и как они распространятся. Однажды он рассыпал птичий корм и смеялся, наблюдая, как птицы ссорятся и дерутся за семена. Однажды он устроил витрину в магазине и смотрел снаружи, чтобы увидеть реакции людей на экспозицию, которую он организовал. Все эти ситуации были вариациями его переноса ко мне. Он создавал что-то и наблюдал за моей реакцией, что, по моей глупости, я считал анализом и интерпретациями, в то время как он тайно насмехался надо мной, проводя свое «анализирование» меня. Я был под постоянным пристальным наблюдением, и я не мог даже дышать, чтобы он не знал об этом, не контролировал это, и в своих фантазиях не мог бы остановить это по своему усмотрению. Его любимая телепередача была «Сandid Camera», где скрытая камера наблюдала за людьми, которые выполняли разные действия, а скрытая аудитория смеялась над ними.
Таким образом, перенос также был похож на его раннее поведение по отношению к родителям. Страшная, удушающая, жестокая телевизионная камера-суперэго была интроектом его собственных жестоких, вуайеристских глаз и отношения к объектам, спроектированных в них и снова реинтроектированных, где она становилась постоянной и удушающей частью его психики. Это было удушающее, неизбежное качество Супер-Эго, которое было ответственным за его последующий срыв, который для него, вероятно, ощущался как «выход» из невыносимой тюрьмы.
Если вместо того, чтобы разрушаться, пациент проецировал свое Супер-Эго во внешний мир или на свои объекты, то он страдал от паранойи или идей внешнего влияния. Иногда обе эти катастрофы происходили одновременно.
Продолжение: