Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 «Беги, Лола, беги» - клиническое исследование кино-души.

 Террилл Гибсон


Опубликовано в «Spring» № 73, 2005
Об авторе: пастор-психотерапевт, супервизор Американской Ассоциации семенной психотерапии, юнгианский аналитик с частной практикой в Такоме, штат Вашингтон. 

Терпеливое наблюдение за тихими событиями в душе принесет свои плоды.

(К.Г. Юнг, C.W. 12: 126)

 

            Центральной иконой Души является процесс индивидуации. Образ здесь будет и процессом и образом, динамическим движущимся образом. Парадоксальным образом Душа является и условием и целью, вещью в себе и вещью, которую надо постичь.

           психоаналитик о фильме «Беги, Лола, беги» (2002) выражает парадокс так же глубоко, как и любой современный фильм. В исторической перспективе о нем можно говорить как о ключевом моменте в  эволюции кино. Он выражает индивидуацию Души не в визуальном образе, а в аудиальном, в почти шаманской техно-музыке саундтрека. Том Тыквер (режиссер фильма) является подлинным auteur в смысле, предположенном теоретиками французской Новой волны почти полстолетия назад, потому что он не только написал сценарий и поставил визуальный ряд, но и придумал замечательный саундтрек. Немец, представитель глубоко религиозного поколения, пришедшего после нацистского кошмара, Тыквер вместе со всеми нами был свидетелем падения Берлинской Стены и того, как молодежь обоих Германий ночи напролет танцевала в трансе техно- и поп-музыки, празднуя это эпохальное событие, что было выражением поисков чего-то более глубокого, чем бездушный коммунизм или капитализм, чего-то более живого, чем мертвые идеологии и потребительство. Саундтрек Тыквера вызывал исцеляющий ритуальный анимизм, исходящий от Матери Земли, ее урбанизированного тела. Вступительные кадры как будто призывают к городским ритуальным сборищам, которые заканчиваются футбольным мячом, посылаемым в небо разворачивающегося повествования фильма. 

            Концепция фильма в  искусной сжатости действия. Молодой девушке Лоле, находящейся у себя дома, звонит ее друг Манни. Будучи нанятым в качестве курьера к наркобарону, Мани провалил первое проверочное задание, случайно перепутав свою сумку с сумкой бродяги в метро и потеряв из-за этого 50000 немецких марок. Он звонит Лоле в панике. Сможет ли она раздобыть деньги за двадцать минут, чтобы его не казнил тот наркобарон?

            С помощью оригинального визуального решения, режиссер приглашает нас понаблюдать, как она внутри себя ищет решение кризиса. Она заклинает, древним ведьминским заклинанием, заклинаниями Медеи над телами умерших детей. Часы на стене ведут отчет. Кронос, хронологическое часовое время, останавливается. Она несется, будто управляя руками воображаемым полетом, образы вертятся как в колесе рулетки или судьбы-кармы – папа, мама, друзья, папа, папа. 

У нее есть решение – древнее инцестуозное решение. Она придумала забег на двадцать минут против неумолимой судьбы. Она несется из своей комнаты, вниз по лестнице, встречая на полпути рычащую собаку-Цербера. Это древнее мифическое нисхождение в бессознательное. 

У Лолы три попытки. В конце первой она умирает. Все в ее мире умирают в этом варианте. Ее отец умирает для нее. Она перехватывает его в момент любовной интрижки с коллегой по банку. Он отказывает ей в деньгах. Он выставляет ее на улицу, отругав и огорошив ее известием, что он – не ее биологический отец, а она – не его ребенок, ни прежде, ни сейчас. Он оставляет ее мать, ради женщины, которая «по-настоящему» любит его, и с которой у него будет «настоящий» ребенок. 

Открывается инцестная травма. Она остается сиротой в промозглой урбанистической серости Берлина. Она замирает на пустом тротуаре в шоке и горе. Старуха подходит к ней: «С тобой все в порядке?».

Очнувшись, она продолжает бежать.  Она или всеведущая камера (никогда нельзя быть уверенными) имеет медиумический доступ к любому, кого она встречает на улице – крадущая ребенка отчаявшаяся женщина, воры, монахини, велосипедный вор, депрессивный рабочий. Она видит их истинную суть, часто и трагический конец, страдания и смерть в дорожной аварии. Она все бежит, бежит через мрачный лабиринт общественных площадей и зданий. Каждым вздохом она как будто причитает: «Подожди, Мани, подожди… жди меня… я иду… я почти на месте». Но она не может. Она делает один отчаянный звонок за другим – бабушке, друзьям. Слепая старуха вертится рядом с ее телефонной будкой. Рекламный ролик все повторяется позади Манни, и стрелки больших часов безжалостно приближаются к полудню, солнечному зениту, архетипическому «Высокому Зениту» Гари Купера.

Мани достает свое спрятанное ружье. Он будет грабить большой магазин. Там достаточно денег закрыть его долг. Лола прибыла слишком поздно. Она беспомощно застает ограбление в разгаре. Она становится напарницей гангстера и помогает разоружить охрану. Они - Бонни и Клайд. Древняя драма отношений – анима спасает анимус. Они бегут с Манни со спасительной суммой в раках. Лола бежит снова. Дунах Вашингтон иронично поет в саундтреке: «Что нового принесет день?» Полицейский кордон по обе стороны дороги. Ни денег, ни надежды. Неожиданно происходит выстрел. Лола падает на тротуар и умирает в этом городском постмодернистском аду. 

Экран меркнет, затем новый поворот. Манни и Лола в постели. Она спрашивает его, любит ли он ее, действительно ли любит. Это древний дискурс любовников – полный надежды и сомнений – призывающий благосклонность богов, желающий прильнуть к теплому телу рядом, но знающий, что даже это самое любимое тело не умрет вместе с тобой и не ответит на самые глубокие вопросы о смысле жизни, страданиях и судьбе. 

психоаналитик о кинофильмах Красный телефонный провод, ждать звонка как манну небесную. Телефон звонит. Манни в беде.

Лола бежит второй раз. Она падает с оживленной лестницы, спотыкаясь, бежит снова. В этот раз она грабит отца; она ни о чем не спрашивает. В этот раз умирает Манни. Отец/любовник приносятся в жертву – не она, дочь/любовница. Но, в конце концов, все оборачивается плохо. Экран гаснет. Затем еще один архетипический разговор анимы и анимуса, на этот раз не про любовь, а про смерть. 

Лола бежит третий раз. На этот раз все срабатывает. Она полагается не на отца, а на себя. Она отказывается от логоса и выбирает эрос, доверяет интуиции, вместо порядка Времени Отца – Госпожа Удача. Она идет в казино, внутри него аристократизм и патриархальность, а единственный образ  Глубинного Фемининного – это элегантная старая женщина, повернутая к нам спиной и вращающая рулетку – круг за кругом – опус контра натура, работа против природы. Лола заклинает и выигрывает. Она запихивает куш в пакет. 

Прибывает вовремя. Но она уже почти не нужна. Манни нашел свои собственные ресурсы интуиции и эроса. Он столкнулся и преодолел свое внутреннее насилие и травму инцеста с Матерью. Он принял помощь от Слепой Старухи и пошел к нищим. В результате он забрал свою потерянную сумку. Лола ждала его на перекрестке, посматривая во все четыре стороны, пока он не подошел. Они прогуливаются в обычном повседневном темпе снова. Он спрашивает небрежно: «А что у тебя в пакете?». Экран гаснет. 

Возвращается прежнее время, но это уже обновленное время. Такова инициатическая последовательность. Эго умерло и возродилось. Юное создание умерло, взрослая женщина родилась. 

Джозеф Хендерсон в своей работе по социальной антропологии предположил три этапа инициации:

1)      этап отделения/подчинения;

2)      этап перехода/трансформации;

3)      этап имманентности/инкорпорации. 

Первый этап является подготовительным. В это искаженное инфантильное время мы застреваем в подавлении и отрицании, болтаемся на уровне детской бессознательной скуки и апатии. День, проведенный в торговом центре в роли бездумного потребителя. Это мир Джека Ла Лана и Марты Стюарт, «Фокс Ньюс» по телевизору.

Затем происходит неожиданный и резкий поворот судьбы, мы насильно отброшены к уязвимости и смертности и незащищенности перед штормами и превратностями космоса – перед тонким миром. Здесь мы оправляемся в Страну Чудес Алисы, в которой все нормы, которые вынесены нами из Патриархальной культуры для контролирования этих космических сил, оказываются слабыми опорами, которыми они на самом деле и являются. Здесь верх – это низ, а левое есть правое, Манни – это Лола, дочь – это отец, девушка – старуха, видящая – слепа, Высокий Зенит – глубокая полночь, солнце – луна. 

Эго отдано на милость психики и должно подчиниться новой скромной интуиции и нашептываемой телом мудрости, которые долго игнорировалась. Если быть достаточно искренним, то можно выжить в эту темную ночь души и трансформироваться в новое начало Красоты-и-Души более широкое, чем вы ранее могли помыслить. Это возращение из тонкого мира, поворот назад к старым паттернам и способам жизни, но с глубокой клеточной памятью о том ином времени и пространстве, которое существует внутри и вне пределов обычной жизни. Таково инициатическое достижение Лолы – победа в забеге с целью найти душу. В тишине того перекрестка, поворачиваясь спокойно по всем древним четырем направлениям компаса Души, как раз в момент, она встретила Мани, и они пошли домой – здесь она Вернулась, но нечто необратимо изменилось, и будет теперь другим навсегда.

Душа хочет двигаться и хочет абсолютного покоя. В «Беги, Лола, беги» находит выражение напряжение этих полюсов. 

 Первоисточник

© Перевод с англ. Хегай Л.А.